— Мама частенько это повторяла. И в результате оказалась в нищете.
Эти слова привели Метцнера в восторг.
— Мадам Лора Шарден сможет жить и одеваться достойно благодаря анонимному благотворителю! Эрмин, вы вернули мне вкус к жизни, особенно рассказами о своей семье. Поэтому я счастлив вам помочь. И потом, отныне я прекрасно знаю вашего отца, немного ворчливого, но с золотым сердцем, и ваших детей. Я так и представляю Мирей, стоящую за плитой, и вашего соседа Жозефа, который курит трубку в кресле-качалке под навесом крыльца. И Киону, эту удивительную девочку, о которой вы говорите с такой нежностью.
— Да, Киона… Не повторяйте того, что я вам о ней рассказывала, прошу. Я никогда еще так никому не открывалась. Видимо, все дело в том, что вы прекрасный слушатель и тем самым вызываете на откровенность.
— Я умею хранить секреты. И меня интересует сверхъестественное. После смерти супруги я даже занимался спиритизмом.
— Я читала несколько статей на эту тему, но в случае с Кионой все эти практики излишни.
— В таком случае вам повезло.
— Не знаю, можно ли это назвать везением.
Они некоторое время помолчали. Затем Эрмин встала и взяла свою сумочку.
— Я сейчас вернусь, — сказала она, — только припудрю носик. Заодно позвоню в Валь-Жальбер. Если удастся соединиться с мэром, он сообщит моим родителям о продаже квартиры.
— Может, лучше сделать им сюрприз? — предложил Метцнер.
— Возможно, ведь я возвращаюсь уже завтра, утренним поездом. Подумаю, как лучше поступить. Я быстро.
Он проводил ее глазами, выражение которых изменилось. Теперь это был страстный взгляд безумно влюбленного мужчины. Как только она скрылась из виду, он достал из своего внутреннего кармана листок голубой бумаги: телеграмму, которую ему удалось перехватить. Это произошло накануне, на улице Сент-Анн, когда Метцнер входил в дом. Рядом с ним появился почтальон, собираясь звонить в дверь.
— К кому вы идете, месье? — спросил он.
— К мадам Эрмин Дельбо. Это моя сестра. Давайте я передам ей телеграмму.
— Нет, месье, я обязан вручить ее лично!
Но все сомнения служащего улетучились при виде нескольких банкнот.
— Раз это ваша сестра, нет проблем. Спасибо, мне не придется подниматься на четвертый этаж.
Без всякого стеснения Родольф Метцнер распечатал телеграмму и прочел текст. Лора просила свою дочь срочно вернуться в Роберваль, так как некая Адель была госпитализирована, а малыш Констан заболел. Эрмин ни словом не обмолвилась новому знакомому о Шарлотте и Людвиге из осторожности, поскольку молодой немец по-прежнему опасался ареста, хотя война закончилась. Поэтому Родольфу не было известно, кто эта Адель и сколько ей лет, зато он прекрасно знал, кто такой Констан.
«Я не хочу, чтобы она уехала раньше намеченного срока, — встревожился он. — Вряд ли ее сын болен серьезно». Рядом с ней Метцнер чувствовал себя воскресшим после долгих лет уныния и одиночества, несмотря на периодические связи с красивыми женщинами. Эрмин казалась ему совершенством. Она внушала ему бесконечное уважение и глубокое восхищение. Это было началом страсти, романтическими перипетиями которой он наслаждался. Он оправдывал свой поступок, убеждая себя, что это для ее же блага. Я так хотел увидеть ее смеющейся, танцующей в вечернем платье, с сияющими глазами! Это богиня. А ее голое! Она должна еще немного побыть в Квебеке», — повторял он себе.
Поглощенная работой и мыслями о родных, певица относилась к нему как к новому другу, галантному и предупредительному, который, тем не менее, не переходил границ и не пытался за ней ухаживать. К тому же они планировали заключить контракт, по которому Метцнер становился ее импресарио, заменив, таким образом, Октава Дюплесси, унесенного из мира живых вихрем войны.
«Почему ее так долго нет? — забеспокоился Метцнер. — Только бы она не вздумала звонить в Валь-Жальбер!
Он встал и быстрым шагом подошел к балюстраде террасы неподалеку от их столика. Там он разорвал телеграмму на мелкие клочки и бросил их в пустоту. Ветерок с озера подхватил их, и, пролетев несколько метров, они мягко опустились на землю, став почти невидимыми. Родольф обернулся и увидел Эрмин. Она шла к нему, восхитительно грациозная на своих высоких каблуках.
— Что ж, дорогой друг, — позвала она, — не хотите ли допить свой чай?
— Уже иду! — ответил он, с облегчением увидев ее улыбающейся и расслабленной. — Вы говорили с матерью?
— Нет, я не смогла дозвониться до нашего мэра, месье Фортена.
Они снова сели за столик, Эрмин в задумчивости, Метцнер — успокоившись. За соседним столиком элегантные дамы разговаривали и смеялись нарочито громко, в надежде привлечь внимание мужчин. Метцнер бросил на них раздраженный взгляд, затем с восхищением посмотрел на Эрмин.
— Значит, вы готовы сыграть Мими еще раз? — ласково спросил он.
— Да, но меня удивляет энтузиазм публики. Столько выступлений у меня еще не было. Лиззи, наша бессменная помощница режиссера, утверждает, что зрители приезжают даже из Монреаля.
Они продолжили разговор о том, что вдохновляло их обоих, — об опере и, в частности, о произведениях Джакомо Пуччини, их любимого композитора. Но спокойствие долго не продлилось. Эрмин внезапно замерла, приоткрыв рот, дыхание ее участилось. Она была в солнцезащитных очках, так что собеседник не увидел паники в ее прекрасных глазах.
— Что с вами? — встревожился он.
— О Господи! Нет… — пробормотала она вместо ответа.
Перед ней только что появилась Киона: на ее очаровательном личике, испачканном пеплом, слезы оставили светлые дорожки. Девочка рыдала, стоя на берегу реки. Одновременно внутри Эрмин вибрировал ее голос: «Шоган умер, Мин, возвращайся скорее! Ты нужна мне!»
— Я должна сегодня же уехать, — сказала она ошеломленному Метцнеру. — Умоляю вас, помогите мне. Сейчас я позвоню директору Капитолия, пусть он вызовет Каролину Робертс — она уже меня замещала. Мне нужно такси, чтобы я могла заехать на улицу Сент-Анн и забрать свой чемодан. Поезд отправляется в конце дня, я знаю расписание наизусть, ведь я так часто езжу по этой ветке! Господи, если бы я только знала! В нашу семью пришла смерть. Родольф, я видела Киону, там, на берегу реки. Она нуждается во мне.
— Но вы же не собираетесь уехать вот так, основываясь лишь на галлюцинации! — возмущенно воскликнул он. — Простите, на видении!
— Это не просто видение. Я ведь вам объясняла. Киона умеет перемещать свой образ в пространстве, это ее дар. Брат моей подруги Мадлен умер, понимаете? О, я теряю драгоценные минуты!
Он удрученно кивнул, понимая, что не может оставить ее без помощи.
— Хорошо, я все сделаю, чтобы ускорить ваш отъезд. Разумеется, это очень плохая новость…
Родольф утратил привычное красноречие. Его богиня готовилась вот-вот исчезнуть из его жизни. Он был сражен наповал, подавлен.
