Расположившись в кресле, Колесников с тоской рассматривал салон «Кондора». Мало того, что самолет полз, по мнению привыкшего к совсем другим скоростям пассажира, с прямо-таки черепашьей скоростью, так еще и внутри было не слишком просторно. По меркам будущего, прямо скажем, откровенно убого. К тому же самолет немилосердно раскачивало, все воздушные ямы были его, а учитывая, что шторм закончился совсем недавно, завихрений в воздухе хватало. В общем, не полет, а сплошная мука.
Впрочем, остальные, два незнакомых генерала и моложавый эсэсовский штандартенфюрер, очевидно, думали иначе. Во всяком случае, для них, не избалованных высокими технологиями, этот самолет казался верхом технической мысли. А с другой стороны, и Колесникову-Лютьенсу нечего было жаловаться. Это не на поезде пиликать, это относительно короткий и быстрый перелет. И ему, привыкшему к качке, не грозили приступы воздушной болезни, как остальным. А еще здесь коньяк недурственный давали…
К моменту, когда самолет удивительно мягко коснулся обутыми в резину колесами посадочной полосы, Колесников уже слегка захмелел и находился в устало-благодушном настроении. Правда, очень уж быстро сработало спиртное. То ли упало на старые дрожжи – они с Редером вчера изрядно перебрали, как оказалось, немецкие адмиралы могут квасить не хуже русских интеллигентов, то ли сказались высота, падение давления и негерметичный салон. Тем не менее, адмирал отметил мастерство пилотов. В его времени самолеты были куда совершеннее, под завязку напичканы электроникой, но козлили при посадке иной раз со страшной силой. Здесь же все прошло мягко, и пилоты ухитрились опустить их, как пушинки. Хотя, с другой стороны, тут могли сыграть роль относительно малые размеры самолета и исключительное качество покрытия полосы. Размышляя над этим, Колесников и сам не заметил, как оказался снаружи, и с удивлением обнаружил, что его встречают. Аккуратный черный «хорьх» с молодым унтер-офицером за баранкой и лейтенант в черной форме. Опять СС… Впрочем, перед адмиралом он вытянулся в струнку.
– Герр адмирал…
– Спокойнее, молодой человек, спокойнее. Не на параде. Вас как зовут?
– Лейтенант Вальман, герр…
– А имя у вас есть?
– Петер, – окончательно стушевался сбитый с толку парень. Колесников присмотрелся – ну да, лет двадцать от силы.
– Вот что, Петер, берите мой багаж – и поехали. Заодно объясните мне, куда, а то я, признаться, только вчера из похода, да и вообще в Берлине не частый гость.
Лейтенант Вальман, когда с него немного скатилось смущение, оказался достаточно приятным в общении молодым человеком. Во всяком случае, не дуболомом «от сохи», а, как путем несложных вопросов сумел выяснить Колесников, из студентов. Последнего обстоятельства парень почему-то стеснялся, но выяснять причины такой не вполне адекватной реакции адмирал не стал. Мало ли, какие у них там, в СС, внутренние терки. Так-то, на вид, истинный ариец, но мало ли, вдруг у них к интеллигенции предубеждение. Зато лейтенант оказался еще и вполне информированным. В пределах своей компетенции, разумеется.
Как оказалось, аудиенция у Гитлера была назначена на завтра. Во второй половине дня – фюрер любил поспать. Вернее, планировалось на сегодня, но что-то там не срослось. А сегодня с ним изъявил желание встретиться Гиммлер. Зачем? Трудно сказать. Но если главный палач рейха изъявил такое желание, отнестись к нему требовалось со всей серьезностью.
Положительными во всем этом были всего два момента. Во-первых, адмиралу забронировали место в хорошей гостинице, причем с рестораном, а то желудок уже начал требовательно напоминать о необходимости кинуть в него что-то потверже коньяка. Во-вторых, в городе не было бича последующих десятилетий – пробок. Вообще не было – мало того, что автомобилей в Берлине было относительно немного, так еще и управляли ими с немецкой аккуратностью. В сумме это давало просто замечательный эффект. Но главное, обещало возможность не торопиться, выезжая заранее и потом, если пробок не было, мариноваться в приемной. Здесь все было проще, и лейтенант подтвердил, что да, заедет за герром адмиралом ровно за полчаса до назначенного времени. Успеют.
Гостиница оказалась на удивление небольшой. Он-то думал, что повезут в какой-нибудь отель с холлом размером в два футбольных поля, хрустальными люстрами и отблесками хрома изо всех углов. Здесь же было спокойно, уютно и по-домашнему. Приятный полумрак, ровно такой, когда глаза еще не напрягаются, а эффект уюта уже создается, деревянные перила лестницы, странно и совсем не по-немецки изогнутые, мило улыбающаяся пожилая женщина за стойкой… В ней даже при огромном напряжении фантазии невозможно заподозрить осведомителя, работающего на полицию, контрразведку или на всех сразу. А ведь работает, к бабке не ходи, но даже это знание почему-то не напрягало. Так и тянуло расслабиться. Тот, кто выбирал гостиницу, явно преследовал именно эту цель. Последнее обстоятельство даже настораживало – вряд ли все делалось для того, чтобы обеспечить приезжему адмиралу, птице, по столичным меркам, не самого высокого полета, возможность максимально эффективно отдохнуть от трудов тяжких. Однако, немного подумав, Колесников решил не забивать себе голову раньше времени, а, разложив вещи, спустился в ресторан.
Здесь тоже все было уютным и небольшим. В том же домашне-деревенском стиле. Десяток столиков, полумрак, маленькая сценка с роялем и без какого-либо намека на микрофон – в таком помещении и без того все будет слышно. И меню, не слишком изысканное, зато ассоциирующееся со вкусами «доброго немца». Впрочем, почему бы и нет?
В машину он садился окончательно довольным жизнью. Накормили быстро, вкусно… Еще бы капельку вина сверху, но он, подумав, решил воздержаться. Все же пил уже, и вечером, и в самолете, причем не наперстками, а смешивать – последнее дело. Но все равно, пока ехали до места, едва не задремал – в старинной (хотя здесь это едва ли не новинка) машине тоже оказалось уютно. И мягко…
В приемной их почти не держали. Пять минут – как раз то время, которое у них стало запасом. А потом Колесников вошел в кабинет, небольшой и отнюдь не роскошный, и увидел перед собой Гиммлера, спокойного, чуть вальяжного и совершенно не страшного на вид. Во всяком случае, с тем образом, который тиражировался в советском кино (не особенно, правда, но все же), этот человек имел весьма мало общего. Ну а лично ни Лютьенс, ни тем более Колесников, с ним знакомы не были.
Ничего демонического… Внешне – ну точно покойный Кравчук с кафедры химии… И лишь глаза под тонкими стеклами очков холодные и спокойные. Глаза умного хищника, способного при нужде сожрать безо всяких эмоций. Впрочем, кто с линкором борт о борт становился, того гляделками не напугать. И Колесников уставился в глаза своему визави, сделав взгляд безразлично-пустым. Так он смотрел на излишне гонористых студентов, если хотел их малость осадить. Срабатывало с ними – сработало и сейчас. Гиммлер отвел глаза первым, а потом вдруг усмехнулся:
– Знаете, адмирал, мне говорили, что вы бесстрашный человек. Я, признаться, не верил… Присаживайтесь, будем разговаривать.
Ну, разговаривать – значит, разговаривать. Колесников подвинул стул, прочный, монументальный и на удивление удобный. И настолько же тяжелый. Хозяин кабинета развел руками:
