Антанта, несмотря на осторожность Великобритании, становилась все более сплоченной и глубокой коалицией, чем Тройственный союз, так как узы, связывающие ее участников, будь то финансовые, особенно в случае Франции и России, военные и дипломатические (или даже улучшенное радио– и телеграфное сообщение), становились все более многочисленными и крепкими. Французы не только поощряли Великобританию и Россию вступать в военные дискуссии, но и сами нажимали на Великобританию с целью добиться от нее более четких обязательств, чем она до сих пор была готова дать. И хотя кабинет министров Великобритании оставался разобщенным по этому вопросу, а сам Грей предпочитал занимать туманную позицию между уверениями французов в своей поддержке и отказами уточнить, в чем она может состоять, у Франции был усердный и энергичный коллаборационист в лице Генри Вильсона, который посещал страну семь раз только в 1913 г. для участия в обсуждениях со своими французскими коллегами
[1535]
. Также к 1912 г. английский и французский флоты начали более тесно сотрудничать на Средиземном море, в Атлантике и на Дальнем Востоке.
Это было не только результатом давления французов, просто перед англичанами встала дилемма: их флот больше не мог отвечать на вызовы, в частности защищать интересы Великобритании на Средиземноморье, где Италия, Австро-Венгрия и Османская империя строили себе линкоры, и превосходить немецкий флот в открытом море. Если бы Великобритании не удалось установить контроль над военно-морской гонкой с Германией – а к концу 1912 г. с провалом нескольких раундов переговоров это выглядело в высшей степени маловероятно, – ей пришлось бы либо тратить гораздо больше средств на свой военно-морской флот, либо сотрудничать с флотами дружеских держав и делить с ними ответственность за ключевые регионы. Это ставило перед Асквитом политическую проблему. И хотя консерваторы обычно поддерживали растущие расходы на военно-морской флот, радикалы в его собственной партии этого не делали, и многие либералы были осторожны при принятии дальнейших международных обязательств, которые могли привести страну к войне.
Новым первым лордом адмиралтейства Великобритании был честолюбивый, энергичный и влиятельный молодой Уинстон Черчилль – в те времена член Либеральной партии. «Уинстон не говорит ни о чем, кроме моря, флота и тех замечательных деяний, которые он собирается совершить», – заметил его помощник
[1536]
. Черчилль принял свою новую должность, с безграничными воодушевлением и самоуверенностью овладевая знаниями о кораблях, корабельных верфях, доках и вооружении и думая о стратегических потребностях Великобритании. «Это было отличное время, – писал он о Великой войне. – С зари до полуночи день за днем ум был поглощен новизной захватывающих проблем, которые, теснясь, выходили на передний план»
[1537]
. За три предвоенных года он провел восемь месяцев на борту яхты «Чародейка», принадлежавшей адмиралтейству, и посетил каждый крупный корабль и морскую базу на Средиземном море и в британских водах. («Отпуск за счет правительства», – написал Вильсон об одной из таких поездок.)
[1538]
«В конце, – утверждал Черчилль с некоторым преувеличением, – я мог получить все, что было нужно флоту, и до деталей знал текущее состояние наших военно-морских дел»
[1539]
. И хотя Черчилль приводил в ярость многих старших морских офицеров своей спокойной высокомерной уверенностью в том, что может выполнять их работу лучше, чем они, он провел столь необходимые реформы. Впервые создал надлежащий Генеральный штаб, улучшил условия труда обычных матросов и перевел корабли военно-морского флота с угля на более эффективное и менее трудоемкое топливо – нефть
[1540]
. И хотя последнее имело далекоидущие стратегические последствия – нефтяные месторождения на Ближнем Востоке приобретут решающее значение для Великобритании, это было решением Черчилля – реорганизовать и перестроить Средиземноморский флот, который стал еще одним элементом в той смеси, которая сделала возможной Великую войну.
В то время как Средиземное море продолжало представлять огромную важность для англичан, давая им доступ к жизненно необходимому Суэцкому каналу, Атлантический океан, особенно вокруг Британских островов, был вопросом жизни и смерти, а Германия теперь могла ввести равное число боевых кораблей в свои воды. Поэтому Черчилль и его военно-морские советники решили в начале 1912 г. улучшить свои шансы, перебросив военные корабли из мест их базирования в Средиземное море к Гибралтару – месту входа в море из Атлантики и оставить только одну эскадру быстрых крейсеров на базе на Мальте. Это означало – хотя последствия стали явны не сразу, – что теперь Франция в основном отвечала за безопасность Средиземного моря перед лицом угроз, исходивших от флотов Италии и Австро-Венгрии и, возможно, – если дела обернутся плохо – Османской империи тоже. Для выполнения этой задачи французам пришлось бы переместить больше кораблей своего флота из атлантических портов в Средиземное море, что они вскоре и сделали. И они вполне могли, как последствие этого шага, ожидать, что Великобритания будет гарантировать безопасность французского атлантического побережья и защищать жизненно важные морские пути Ла-Манша. Как подчеркнул Черчилль в своем меморандуме Грею в августе 1912 г., французам пришлось бы сосредоточиться на Средиземноморье из-за своих североафриканских колоний, даже если бы британского флота не существовало, но тот факт, что англичане увели оттуда свои боевые корабли, поставил французов в весьма ответственное положение в случае начала войны. Подумайте о том, призывал он Грея, «насколько страшным должно быть оружие, которым должна обладать Франция, чтобы вынудить нас вмешаться, если она сможет сказать: «По совету и по договоренности с вашим военно-морским руководством мы оставили свое северное побережье без защиты». В заключение он написал – совершенно справедливо, что «всякий, кому известны факты, должен понимать, что у нас есть союзнические обязательства и нет преимуществ членства в союзе и, прежде всего, нет их точных определений»
[1541]
.
Союз и точные определения, разумеется, были как раз тем, чего хотели посол Франции в Лондоне Пол Камбон и его правительство и чего Грей и правительство Великобритании надеялись избежать. Неформальные переговоры между командованием французской и английской армий уже побудили французов думать, что они могут рассчитывать на военную поддержку Великобритании на суше, как бы ни размахивал Грей «свободой действий». Неформальные переговоры командования военно-морских флотов тоже шли не систематически и безрезультатно на протяжении нескольких лет, но в июле 1912 г. британский кабинет министров придал им большее значение, официально санкционировав их продолжение. К концу 1913 г. английский и французский флоты достигли договоренности о сотрудничестве в случае начала войны. Британский флот должен был присматривать за самым узким местом Ла-Манша – Дуврским проливом, а вместе с французским флотом – делить ответственность за все остальное побережье. В Средиземном море французы будут патрулировать западную его половину, а англичане с их флотом на Мальте – присматривать за восточной. Два флота также будут действовать вместе против Германии на Дальнем Востоке. Были составлены подробные оперативные планы, особенно для Ла-Манша
[1542]
.
