– Кашив хотел такой смерти, – отозвалась Инэвера. – Они с братом были любовниками.
Кеневах пригубила чай.
– Шарумы запирают возлюбленных в Подземном городе, когда отправляются в Лабиринт. Пуш’тинги сражаются бок о бок друг с другом. Благодаря этому воюют умнее, но также острее переживают утрату. – Она посмотрела на Инэверу. – Но ты отказала ему в смерти. Как и отцу, хотя ее требовал Эведжах.
– Эведжах предоставил мне выбор, – возразила Инэвера, – и почему Кашива нужно избавить от тоски по Соли, а я останусь страдать?
Кеневах кивнула:
– В Красии стали слишком легко относиться к смерти. Частый, но незваный гость превратился в старого друга, которого встречают с распростертыми объятиями. Три века назад нас были миллионы, мы заполняли этот огромный город и все окрестности. Мы и тогда воевали между собой, но несколько жизней, отданных за украденные колодцы, были ничем для нас – многочисленных, как песчинки в пустыни. Сейчас же нас мало, как капель дождя, и важна каждая жизнь.
– Алагай… – начала Инэвера.
Кеневах пренебрежительно отмахнулась:
– Алагай уносят жизни, но кормит их наша глупость.
– Алагай’шарак, – уточнила Инэвера.
– Тысячелетия межплеменных усобиц не забываются с заходом солнца, что бы ни говорили андрах и шарум ка, – отозвалась Кеневах. – Они продажны, во всем отводят главную роль Каджи и всячески выбраковывают соперников. Шарум ка стар и по ночам сидит во дворце, оставляет Лабиринт без подобающего вождя, но мы все равно ночь за ночью гоним сильнейших мужей в мясорубку и теряем воинов быстрее, чем они рождаются. Дама’тинг делают все, дабы одарить младенцем каждую плодоносную утробу в Красии, но утроб не хватает, мужчин, настроенных на самоистребление, не догнать.
– Но как же быть? – спросила Инэвера.
Кеневах вздохнула:
– Я не знаю, можно ли что-нибудь сделать. Наше могущество имеет пределы. Вероятно, когда-нибудь ты унаследуешь мое покрывало лишь для того, чтобы засвидетельствовать конец нашего народа.
Инэвера покачала головой:
– Я не приму этого. Эверам нас испытывает. Он не позволит народу пасть.
– Он позволял это на протяжении трех столетий, – бросила Кеневах. – Эверам покровительствует не только сильным, но и хитрым. Возможно, он потерял терпение, видя одних глупцов.
Инэвера продолжала трудиться с хладнокровной точностью, но чем меньше оставалось работы, тем сильнее росло напряжение. Еще неделя – максимум, две, – и она подвергнется испытанию на право надеть покрывало. В четырнадцать лет. Станет самой молодой невестой за столетие.
В памяти возник образ Мелан с изделием, горящим на солнце. Ее крики. Запах горелого мяса и зловонный дым, разъедавший глаза. Даже сейчас, после многочисленных иссечений и, весьма вероятно, неоднократного применения Асави хора, кисть Мелан смахивала на лапу песчаного демона, оставалась обезображенной и в рубцах.
Не то же ли самое уготовано ей? Чутье подсказывало Инэвере, что нет, но даже пророчества Кеневах не давали гарантии.
Она проснулась от кошмарного сна. Сердце бешено колотилось. В Каземате было еще темно, но Инэвера угадала приближение утра и поняла, что больше не заснет. Она тихо соскользнула с койки, сходила по нужде, вынула из стопки свежее бидо и свила его так же резво, как одевается мужчина. Когда зажегся меточный свет, Инэвера была готова и быстро построила младших девушек на шарусак.
Раненых в шатре оказалось не много, и она уже собралась вернуться во дворец, когда прибыли два мальчика в бидо. Один оказался удивительно толст – Инэвера знала, что наставники едва не морили голодом най’шарумов; он поддерживал другого, ниже ростом и гораздо худее, сплошь жилы да кости. Этому на вид не больше десяти; его рука была сломана и выглядела плохо: из рваной раны торчал белый костный отломок, и по безвольно повисшей конечности струилась кровь. Бледное лицо в поту, но он не плакал и самостоятельно дошел до стола, возле которого ждала Кева, готовая вправить кость. Толстяк, едва она кивнула, поклонился и исчез.
Инэвера не раз помогала лечить переломы и знала, какие подать травы и инструменты. Она принесла щедро обмотанную тканью палочку, чтобы мальчик ее закусил. Тот посмотрел на нее стеклянными от боли глазами, и сердце Инэверы пропустило удар.
Она вложила палочку ему в рот:
– Даль’шарумы принимают боль.
Мальчик кивнул, хотя и в смятении. Кева вправила кость, и он впился зубами в ткань, но мигом позже обмяк, уронил челюсть, и палочка выпала. Инэвера решила, что он потерял сознание, и это было бы естественно, но его глаза оставались открытыми и хладнокровно следили, как дама’тинг сводит отломки и закрывает рану. Инэвера впечатлилась. Она насмотрелась на полноправных шарумов, которые отворачивались, когда латали их плоть. Покончив с делом, Кева дала ему сонного снадобья, чтобы заснул и не двигался, а Инэвера приготовила гипс.
– Наставники! – сказала Кева, как сплюнула. – Этот мальчик – последний из рода Джардиров, его отец пал бессмысленной смертью при набеге на колодец Маджах. То, что наши мужчины умирают в ночи, уже достаточно скверно, но я устала штопать мальчишек из шараджа. Многие даже не доживают до Лабиринта, калечатся или гибнут при подготовке. С этим надо кончать.
– Кончим, – отозвалась Инэвера. – Я найду способ.
– Ты? – издевательски усмехнулась Кева. – Небось уже считаешь себя Дамаджах?
Инэвера пожала плечами:
– Разве лучше сидеть сложа руки и ждать ее появления?
Глаза Кевы сузились.
– Следи за языком, девочка. Твои слова близки к святотатству.
– Я ничего подобного не имела в виду дама’тинг, – поклонилась Инэвера.
Инэвера давно могла вернуться во дворец, но осталась подле спящего мальчика, наблюдая за ним. Он хорош собой – возможно, достаточно, чтобы привлечь внимание дама’тинг, но вряд ли он согласится расстаться с ядрами ради должности евнуха. В нем была сила. Она ее чуяла. Потому и сочла необходимым поговорить с ним еще.
Он пошевелился, открыл карие глаза, и Инэвера улыбнулась:
– Юный воин очнулся.
– Ты говоришь, – прохрипел мальчик.
– Разве я животное, чтобы молчать? – осведомилась Инэвера, хотя отлично его поняла.
Дама’тинг не снисходили до разговоров с най’шарумами в шатре. Возлагали эту обязанность на девушек.
– В смысле – со мной, – объяснил мальчик. – Я всего лишь най’шарум.
– А я – най’дама’тинг, – кивнула Инэвера. – Скоро получу покрывало, но пока хожу с открытым лицом и могу говорить, с кем хочу.
Она поднесла к его губам миску с кашей:
– Вас наверняка морят голодом в Каджи’шарадж. Ешь. Это поможет заклинаниям дама’тинг тебя вылечить.
Мальчик кивнул, принялся жадно пить и вскоре осушил миску. Вскинул взгляд:
