– Судье… сэру Ричарду Хокинсу… перерезали горло… в Сент-Джеймсском парке.
– Что?! – воскликнул комиссар Мэйн.
– Его жене… насильно вливали в горло… пока не захлебнулась…
Мститель до сих пор не забыл, как побледнел отец, когда констебль подошел к их скромному дому и осведомился:
– Кэтлин О’Брайен – ваша жена?
– Моя, чья же еще. А почему вы спрашиваете? С ней что-то случилось?
Различив ирландский акцент, констебль с подозрением оглядел отца с ног до головы:
– Можно сказать и так.
– Ничего не понимаю.
– Она арестована.
– Аресто… – Отец не смог договорить. Колин впервые видел его испуганным. – Помилуй бог, за что?
– За кражу.
– Быть того не может!
– В бельевой лавке Барбриджа.
– Наверное, тут какая-то ошибка. Кэтлин собиралась продать там свое вязание.
– Про вязание мне ничего не известно. Зато я точно знаю, что на выходе из лавки в корзине у вашей жены оказалось больше вещей, чем на входе.
– Неправда! Кэтлин ни за что…
– А вот кричать на меня не стоит. Может быть, в тех местах, откуда вы родом, и принято повышать голос на констеблей, но здесь народ привык уважать закон.
– Простите, я не хотел… То есть я вовсе не… Где она сейчас? В полицейском участке Сент-Джонс-Вуда?
– Если хотите помочь ей, лучше найдите адвоката.
Констебль не спеша направился к двуколке с плетеным сиденьем, в которой приехал из города.
– Не возьмете меня с собой? – взмолился отец Колина.
– Вы же видите, вдвоем здесь не поместиться.
– Хотя бы подождите меня, чтобы показать дорогу к участку! Прошу вас! Я должен увидеться с ней!
Констебль недовольно вздохнул:
– Ладно, даю пять минут на сборы.
Отец бросился обратно в дом:
– Эмма, ты уже большая девочка. Оставайся здесь и присмотри за Рут. Вот все деньги, что у меня есть. – Он отдал ей несколько монет. – Колина я прихвачу с собой. Если придется задержаться, пошлю его к вам с новостями.
Констебль хлестнул лошадок поводьями, и двуколка тронулась с места.
– Колин, возьми пальто и по куску хлеба для нас обоих, – торопливо бросил отец.
Дрожа от испуга, мальчик сделал, как было велено, и помчался догонять отца, который сам старался не отстать от повозки.
Возле дверей каждого дома стояли женщины и дети, молча наблюдая за ними.
Узкая деревенская улица слилась с другой, пошире, а затем вывела на большую дорогу с оживленным движением, заполненную стуком копыт и скрипом колес.
– Полиция! Прочь с дороги! – то и дело кричал констебль.
Если телега или стадо коров не спешили пропускать его, полицейский сворачивал на обочину и обгонял их, поднимая тучи пыли.
Колин споткнулся и упал, содрав кожу на руке. Рот забила пыль, но он тут же поднялся и засеменил дальше, пытаясь догнать отца.
Наконец они добрались до указателя, на котором значилось: «Сент-Джонс-Вуд». Экипажей и повозок стало еще больше. Копыта и колеса гулко стучали по булыжной мостовой.
Констебль свернул в переулок и остановил двуколку возле здания, больше напоминающего продуктовую лавку, хотя вывеска утверждала, что это полицейский участок.
– Без толку вам таскаться вслед за мной, – заметил констебль. – Лучше не тратьте время даром и сразу отправляйтесь за адвокатом.
– Но мне нужно поговорить с женой!
Из дверей вышел сержант:
– Что за шум?
– У вас моя жена! Кэтлин О’Брайен!
– Та воровка-ирландка? Ошибаетесь, здесь ее нет.
– Значит, ее отпустили?
– Значит, у нас нет места, чтобы держать ее в участке. Час назад вашу жену вместе с парой других грабителей отправили в Лондон.
– В Лондон?
– В Ньюгейтскую тюрьму. И попробуйте здесь еще пошуметь – увидите, что с вами будет.
– Господи помилуй, в Ньюгейтскую тюрьму. – На мгновение отец остолбенел от горя. Собравшись с духом, он спросил: – Где мне найти этого Барбриджа?
– Если будете досаждать свидетелю, мигом сами отправитесь в Ньюгейт вслед за женушкой.
Отец побежал по улице, спрашивая дорогу у прохожих:
– Где бельевая лавка Барбриджа? Подскажите, как мне найти…
Люди в испуге шарахались от него.
– Второй переулок направо, – буркнул какой-то мужчина, лишь бы избавиться от назойливого приставалы.
У Колина гудели ноги от долгого бега. Но ему каким-то образом все же удавалось не упускать из виду пробирающегося сквозь толпу отца. Наконец тот ворвался в лавку, где на витрине были выставлены сорочки, носовые платки и скатерти.
Войдя следом, Колин услышал, как отец говорит круглолицему мужчине с густыми бровями, стоявшему за прилавком:
– Моя жена вчера собиралась продать вам три вязаные кофты.
– Мне они были не нужны, – ответил Барбридж.
– Мы живем в Хелмси-Филд, в четырех милях к северу отсюда, – объяснил отец Колина. – Одна из наших соседок говорила, что вы ее брат.
– Не понимаю, к чему вы клоните.
– Ваша сестра посоветовала жене прийти к вам. Сказала, вы с удовольствием купите кофты, которые связала моя жена.
– Возможно, моей сестре они показались особенными, но до моих требований они недотягивают. Я сказал вашей жене, что не возьму их, а потом заметил, как она тайком сунула сорочку к себе в корзину.
– Нет! Кэтлин не могла такого сделать.
– А вот и да. Я видел собственными глазами.
– Вы ошиблись!
Дверь открылась, и в лавку вошел тот самый констебль, вслед за которым Колин с отцом прибежали в Сент-Джонс-Вуд. Он сразу же потянулся к висевшей на поясе дубинке:
– Что тут у вас происходит?
– Этот ирландец назвал меня лжецом.
– Неправда! Не говорил я такого! Только сказал, что произошла ошибка!
– На вашем месте я бы не приставал к человеку, которого обокрала ваша жена, – предупредил констебль.
– Он распугает мне всех покупателей, – пожаловался Барбридж.
– Отправляйтесь лучше в Ньюгейтскую тюрьму и попытайтесь помочь жене, – посоветовал констебль. – Или придется вас отправить туда другим способом.
Отец Колина в отчаянии посмотрел на хозяина лавки и полицейского, затем развернулся и выбежал на улицу.
Колин выскочил следом. Они добрались до большой дороги и влились в грохочущий поток повозок и телег, лошадей и коров, непрерывно пополнявшийся из каждого переулка. Шум и пыль обрушились на них с такой силой, что даже при желании вернуться обратно в деревню им не удалось бы выбраться из толчеи. Мальчику казалось, будто он очутился в бурной реке, которая течет к обрыву, только вместо брызг воды вдалеке над Лондоном висела густая бурая пелена смога.
