Свет фонарей не в силах был разогнать тени в углах чердака. Райан открыл одну из папок, взял несколько верхних документов и тут же чихнул, как сам и предсказывал.
– В тридцатые и сороковые годы множество ирландцев переселились в Лондон, спасаясь от нищеты, – объяснил он Беккеру и Эмили, которые были слишком молоды, чтобы помнить те бедствия. – Они голодали и готовы были работать за любую, самую мизерную плату. Большинство горожан враждебно относились к ним, считая, что они отнимают места у английских рабочих. Мне самому, тогда еще мальчишке, пришлось скрывать свой ирландский акцент и рыжие волосы.
– Уильям Гамильтон был ирландцем, – произнес Де Квинси, рассматривая пожелтевшие от времени документы.
– Кто такой Уильям Гамильтон? – удивленно спросил Беккер.
– Четвертый из тех, кто покушался на жизнь королевы, – ответил Де Квинси. – Он вырос в сиротском приюте в Ирландии. Во времена Картофельного голода он уехал в поисках лучшей доли в Англию, но не смог найти работу и в сорок восьмом году перебрался во Францию. Это был год революций, охвативших почти всю Европу. Вскоре Гамильтон вернулся в Лондон с мыслями о свержении британского правительства. Несколько месяцев он питался тем, что подавали ему сердобольные женщины, и в конце концов пришел в такое отчаяние, что выстрелил в королеву.
– Если ваши предположения верны, то скоро мы получим следующую жертву с запиской, где будет указано имя Уильяма Гамильтона, – заметил Райан.
– Вне всякого сомнения, убийца действует последовательно, – согласился Де Квинси. Он достал из кармана бутылочку с лауданумом, посмотрел на нее, покачал головой и сунул обратно. – Возможно, в записке, найденной в руках у следующей жертвы, будет указана не «Молодая Англия», а «Молодая Ирландия».
– «Молодая Ирландия»? – переспросила Эмили.
– Гамильтон состоял в группе под названием «Молодая Ирландия». Заговорщики устраивали беспорядки и выступали против правительства.
– Полагаю, не следует удивляться обилию ирландских фамилий в полицейских отчетах того времени, – предупредил Райан. – За ирландцами констебли следили с особым вниманием.
– Я тоже так думаю, – вставил Беккер, перебирая документы. – Слишком много ирландцев, чтобы проверить каждого за то время, которым мы располагаем.
– Возможно, мы пошли по неверному пути, – задумчиво проговорила Эмили.
– Что вы хотите сказать?
– Раз тот мальчик просил королеву помочь его родителям и сестрам, то, может быть, нам следует искать их в документах не до десятого июня, а после, – предположила девушка. – Нечто ужасное должно было произойти с какой-то ирландской семьей уже после покушения, через несколько дней или недель.
Отец Колина стоял в шумной, волнующейся толпе возле Ньюгейтской тюрьмы. Его обычно румяное, пышущее здоровьем лицо сейчас сделалось бледным.
– Это займет куда больше времени, чем я рассчитывал, – сказал он. – Эмма и Рут не могут так долго оставаться одни. Возвращайся домой, забери их и приведи сюда. Каждый день в восемь утра, в полдень и в шесть вечера я буду ждать вас на этом месте.
– Но я не хочу оставлять тебя, – запротестовал Колин.
На лбу у отца выступил пот.
– У нас нет выбора. Я не могу сосредоточиться на том, как вытащить мать из тюрьмы, пока волнуюсь за твоих сестер.
Колин со слезами на глазах обнял отца и поспешно отправился домой. Чем быстрее он приведет сестер в Лондон, тем раньше снова встретится с отцом… Тем раньше тот добьется освобождения матери… Тем раньше вся семья опять соберется вместе.
Колин задыхался на переполненных людьми и экипажами улицах Лондона, у него кружилась голова. Пробираясь к предместьям, он вспотел гораздо сильнее, чем можно было бы объяснить быстрым бегом и июньской жарой. Когда Колин наконец оказался в Сент-Джонс-Вуде, он уже двигался как во сне. Мальчик вспомнил, как вместе с отцом пил воду из колонки в том переулке, где они провели ночь, как смывал грязь с лица и приглаживал мокрой рукой волосы. Кто-то из прохожих посоветовал им не пользоваться колонкой, потому что многие в округе заболели после этого. Но другие утверждали, что отравление вызвал загрязненный воздух. В любом случае у Колина с отцом не было выбора: другой воды они не нашли.
Уже в сумерках шатающийся от усталости Колин добрался до их недостроенного поселка. Перед глазами у него стоял туман; мальчик даже не понял, как оказался дома. Позже он узнал, что Эмма и Рут увидели его на улице и выбежали навстречу.
Три дня его мучила лихорадка. Затем он очнулся, увидел испуганные лица сестер и с трудом пробормотал:
– Надо идти к папе. Он ждет нас.
Однако Колин был еще слишком слаб, чтобы отправиться в путь.
– Тебя так трясло, что мы боялись, как бы ты не умер, – призналась Эмма.
– Соседи знают, что случилось с мамой?
– Да.
– Кто-нибудь из них принес вам поесть?
– Нет, – ответила маленькая Рут.
– А подруга мамы, что живет в доме через дорогу? Та самая, что посоветовала отнести вязанье в лавку Барбриджа?
– Она отворачивалась, когда видела нас, – сказала Рут.
Раньше щербинка между передними зубами делала ее личико только милее, но сейчас сестра казалась Колину самой грустной девочкой на свете.
– Мы должны пойти к папе, – напомнил он и с трудом поднялся с кровати.
– Да, – с решительным видом согласилась Рут. – Надо помочь ему.
Они собрали всю еду, какую нашли в доме: немного хлебных корок и картофеля.
Колин из-за слабости не мог идти быстро. Час за часом они тащились по пыльной дороге, постепенно приближаясь к шумному, укрытому бурой пеленой смога Лондону.
Солнечный свет уже померк, когда они подошли к площади перед Ньюгейтской тюрьмой, где отец обещал ждать их каждый день в восемь утра, в полдень и в шесть вечера. Но звон колоколов в соборе Святого Павла подсказал детям, что уже намного больше шести часов.
– Папа придет завтра утром, – успокоил сестер Колин.
Но на следующий день отец не появился ни в восемь утра, ни в полдень.
Держась за руки, чтобы не потеряться в толпе, они отправились на его поиски.
Колин узнал уличного торговца, которого видел здесь раньше. Усталый работник медленно толкал перед собой тележку. Его блуза испачкалась за долгий день, но шелковый шейный платок остался безукоризненно чистым.
– Прошу вас, сэр, не могли бы вы…
– Нечего здесь попрошайничать, – проворчал торговец, отмахиваясь от них. – Я не для того вез овощи с рынка в Ковент-Гардене, чтобы отдать первым встречным ирландцам.
Колин подошел к юному дворнику. Они обычно знают обо всем, что происходит в их районе. К тому же у парня – босоногого и со старой метлой – было приветливое лицо, подходящее к солнечному оттенку его взъерошенных волос. Он выглядел ненамного старше Колина, но при очевидной бедности всем своим видом ясно давал понять, что имеет серьезные планы на будущее.
