Костёр получился гигантским. Приехало телевидение. Р.А.М. что-то рассказывала. Каждый из нас остался с Огнём наедине. Лариса постоянно подбрасывала в него поленья. Я её фотографировала. Потом мы водили хороводы и проделывали другие упражнения. Ближе к вечеру мы поужинали и принялись ждать, когда Костёр догорит.
Мы сидели на пригорке: я, Сашка и его жена. Она очень красивая, наверное, моя ровесница, или даже помладше. Только, в отличие от меня, она – совсем худенькая. У неё был рак, она поправилась, но… через полгода после огня ей повторно поставят этот диагноз и…
– Алька, я читала первую часть твоей книжки. Знаешь, меня очень тронуло про воздушные шарики… У меня дочка тоже их в небо отпускает…
Мы чуть-чуть подремали. Ближе к полночи Костёр догорел. Длинными палками выстелили из углей ковёр. Говорят, что такой огромный – впервые. Р.А.М. предложила подойти к нему как можно ближе.
Мы стояли по кругу на расстоянии в метра три-четыре. Попытались ближе, но тут же отпрянули назад – неистовый жар от углей. Телевизионные камеры приготовились снимать шествие. Угли – красного цвета. Р.А.М. сказала не фотографировать друг друга со вспышками. А без вспышки я потом пробовала, получается очень интересный снимок: будто не физическое тело человека на фотографии проявляется, а астральное. Честное слово.
Р.А.М. идёт первой. Мы стоим вокруг и постоянно повторяем: «Это – лёд, лёд, лёд». Затем выстраиваемся в очередь, Р.А.М. хлопает каждого из нас по попке, и – вперёд! Я настраивалась на Огонь дня три. Не специально, конечно. Просто я чувствовала, что внутри меня уже что-то работает для прохождения Огня.
Подошла моя очередь. Страшно не было. Я представляла, что лечу над ночным городом, и мерцающие красные угли – свет окошек земных домиков. Ковёр – широкий и длинный. Не стекло, где всего пара маленьких шагов, и ты – на Суше. Гигантских шагов – штук семь, если не больше. Интересно, как потом каждый оценивал, а сколько метров в длину получился коврик. Кто-то – десять, кто-то – пять, кто-то – двадцать. Забавно, да? В ширину – метра два с половиной, я думаю.
За шаг до суши во время первой «ходки» я почувствовала, что «горю». Казалось, пятки сожжены. Посмотрела – нечто, похожее на малюсенькую царапину. Ходили мы три раза, потому что нас – очень много, а обычно ходят минимум семь. Второй и третий раз я не чувствовала под ногами вообще ничего, будто летела, а не шла. Телевидение, конечно, заинтриговано.
Ходить по углям самостоятельно нельзя, как говорит Р.А.М., «это – не в игрушки играть». Мы настраивались вместе с ней в течение дня. И она нас поддерживала. Но прошли не все. Одна женщина сгорела так, что больше не могла ходить даже по траве – обе подошвы представляли сплошной ожог. Она ждала чуда, но ничего не сделала для того, чтобы чудо произошло. А чудеса – это, в первую очередь, серьёзная внутренняя работа, к ним нельзя несерьёзно относиться: щёлкнул пальцами и… И ничего у вас не получится.
Около двух ночи питерцы разъехались по домам. Мы же сложили вещи в кучку и тихонько подрёмывали у небольшого костра. Холодно. У большинства семинаристов обратный поезд – рано утром. Я оставалась в Питере по работе ещё на несколько дней. Лариса предложила мне горячего чая с пряниками. Мы сидим с ней под звёздным небом и ждём рассвета. В пять часов один из москвичей, который приехал сюда на машине, отвезёт меня и ещё двух семинаристок на вокзал. У них там – поезд, у меня – вещи в камере хранения. Лариса поедет с кем-то ещё.
– Как ты, Лар?
– Нормально… Вот, сожгла Прошлое, а теперь… Знаешь, Лиса, я решила уехать отсюда. Далеко-далеко…
– В монастырь?
– Есть одно место на Украине. Поеду туда. Туда многие уезжали… Лариса очень грустная, но такая молодая и красивая. Я ещё не знаю, что никогда больше её не увижу. В этой реальности. Мы допиваем чай и ложимся с ней рядышком – так теплее. Справа от меня посапывает Лена из Казахстана. Тихо-тихо. Только костёр потрескивает.
В пять утра мы по чуть-чуть разъезжаемся, попрощавшись друг с другом. Я целую Ларису и обещаю ей позвонить, сажусь в машину к Виктору, и мы едем в Питер. По дороге вспоминаю, что у меня в мобильнике не отключён будильник, который теперь уже не нужен. Достаю из рюкзака телефон, включаю его, жду, когда всё в нём загрузится, отключаю будильник, выключаю телефон и кладу его обратно в рюкзак. Я сижу рядом с Виктором, рюкзак – под ногами.
Мы подъезжаем к вокзалу. Виктор предлагает обменяться телефонами. Я диктую свой.
– Отлично, Аль, включай мобильник, я тебе, чтобы не диктовать, сразу прям и наберу, а ты мой высветившийся сохранишь.
Я лезу в рюкзак. Вообще, чтобы вы там чего сейчас не подумали, рюкзак – это громко сказано. У меня маленький такой кожаный рюкзачочек с одним кармашком. Декоративный… Я открываю кармашек, где лежит мой телефон, и… И его там нет… Удивлённо смотрю на Виктора.
– Аль… Ты чего? Ты же его только что оттуда доставала?
Киваю. Ничего не понимаю. Ищу снова. Везде. А не только там, в кармашке, куда ещё минут пятнадцать назад отправила его своею же собственной рукой, застегнув после этого кармашек на молнию. Телефона нет. Нигде.
– Алиса, это не смешно. Вытряхивай всё содержимое!
Вытряхиваю. Там особо-то и вытряхивать нечего, потому что всё, что мне нужно для командировки, я оставила в камере хранения на вокзале. Виктор в шоке.
– Посмотри в карманах одежды.
– Отличная идея! Только у меня нет карманов в этой одежде…
Мы выходим из машины. Ищем под моим сидением – нет его. Виктор открывает «бардачок» – пусто. По чуть-чуть он перерывает всю свою машину, включая багажник.
– Да брось, Вить, откуда он в багажнике-то?
И тут мне становится смешно. Очень смешно. Правда! Я хохочу от Души. Сжигать Прошлое – так сжигать! Это же прикольно: потерять все контакты за десять лет, которых больше нет нигде, кроме как в пропавшем телефоне. Большинство из них уже не восстановить. Ещё интересно: а кто теперь меня вспомнит из тех, кого я уже не смогу набрать сама… Виктор заставляет меня взять у него денег на покупку нового мобильника, чтобы я не оставалась в Питере без связи во время командировки. Он чувствует себя виноватым в пропаже.
– Восстанови сегодня же свой номер, потом купи телефон и проэсэмэсь, хорошо?
– Спасибо! Но сегодня – воскресенье, наверное, только завтра получится…
Мы забираем мои вещи из камеры хранения и прощаемся. Виктор всё ещё смотрит на меня в состоянии глубокого транса. Смеюсь, машу ему рукой и радостно шагаю по Невскому Проспекту к гостинице. Всё залито Солнцем. Воскресное утро. Воскресение.
Глава 10.4. Письмо прощения
ЛЕТО
Я вернулась из Питера. В этом году ужасно жаркое лето. Смог. Дышать нечем. Дома находиться невозможно, потому что кондиционера нет, а окно открыть – тут же задыхаюсь от дыма. Пытаюсь вешать на окна пропитанные водой занавески – высыхают через полчаса. Приспосабливаюсь спать в ванной, свернувшись клубочком на коврике между «корытцем», раковиной и стиральной машиной. Открываю душ с холодной водой, пускаю его водопадом на стену и ловлю кайф. На дачу выбираться бесполезно, там – всё то же. Даже похуже – душа волшебного нет. Уехать из страны – нет денег. Почти каждый день после работы пытаюсь заезжать на Рублёвку, к речке, где когда-то были папа, мама и я, потом – мама и я, теперь – только я. Моё Место Силы, хотя и там не лучше, чем в городе, но у речки хоть как-то дышится. Поздно ночью возвращаюсь домой.
