Плоскиня грязно выругался. Сихер потёр горящее горло, просипел:
– Я хотел продолжить погоню. Но твои воины не стали меня слушать. Ты и Калоян должны приказать, чтобы мы утром вернулись в степь и искали. Если понадобится – до самого Киева. Мне нужен русич Ярило, и вы поклялись хану Котяну выполнить поручение и пленить дочь бека.
Плоскиня хмыкнул:
– Мне твой Котян – не указ. Мы, бродники, своим умом живём.
– Тогда пеняй на себя, – нахмурился шаман, – а я пойду только с кыпчаками искать беглецов. Где Калоян?
– Да, – поддержал вопрос кто-то из половцев, – где наш бек?
Плоскиня ухмыльнулся, махнул рукой на шатёр Тугорбека:
– Там.
Кыпчак кивнул, отправился к шатру. Сихер зло сказал:
– Ты, атаман, не держишь слова. Берегись, я буду просить хана о твоём наказании.
Однако глава бродников только отмахнулся. Сидел напряжённо, будто ждал чего-то.
Кыпчак выскочил из шатра как ошпаренный, закричал:
– Измена! Калоян убит… – и тут же захрипел, получив нож в брюхо.
Плоскиня засвистел так жутко и пронзительно, что волосы на голове зашевелились. Половцы совсем не ожидали нападения от союзников, многие не успели даже понять, что происходит. Бродники рубили их, ошеломлённых, не встречая отпора.
Всё было закончено в минуту. Забрызганный кровью Плоскиня криво усмехнулся:
– Вот, теперь и добычу делить проще. Половину поганым отдавать не надо. Да и Калоян под ногами болтаться не будет, теперь Дикое Поле только моё.
Сихер старался не показывать охватившего его ужаса. Стоял, скрестив руки на груди. Подумал тоскливо: «Всё правильно. Не выполнил предназначения, и смерть неизбежна. Может, так лучше – от разбойничьего ножа, а не задохнувшись, подобно висельнику».
Так он и стоял, не шелохнувшись, пока бродники грабили трупы. Радостно хохоча, стаскивали к костру богато украшенные сабли, содранные с мёртвых окровавленные кольчуги, срезанные с поясов кошели. Перекликаясь в темноте, ловили оставшихся без всадников коней.
Плоскиня подошёл к шаману, посмотрел снизу вверх. Скривился:
– Я бы и тебя велел убить. Но мои ребята против. Боятся вашего шаманского отродья. Думают, что будешь нам и после смерти мстить, удачу заберёшь. Я в это, конечно, не верю. Моя удача – на острие моей сабли. Но людей своих расстраивать не хочу. Уходи, Сихер. И помни мою доброту.
Шаман уходил, не оборачиваясь, и каждое мгновение ждал – вонзится разбойничья сталь между лопаток.
Взгромоздился в седло. Направил коня на запад.
В спину светило новорожденное рассветное солнце.
Глава шестая. Киев
Колокольный звон бил в уши тугими толчками, поднимая в воздух бесчисленные стаи ворон. Толстый купчина перестал лаяться с подрядчиками, содрал бобровую шапку, начал степенно креститься, осеняя необъятное брюхо.
Над весенним Киевом растекался тёплый тягучий воздух, густо перемешанный с печным дымом, ароматом медовухи, запахом вяленой рыбы и конского навоза. Чавкала под колёсами телег жирная чёрная грязь, стучали по дубовым доскам каблучки черевичек, переругивались торговки.
Свет проникал сквозь разноцветное фряжское стекло, бросал на каменный пол весёлые заплатки. Мстислав Романович с утра чувствовал себя неважно: ломило спину. И болела голова – то ли от ярких весенних запахов, то ли от тяжких дум.
Ушли в прошлое, разбрелись по былинам славные дни стольного города Киева. Каждый теперь своим умом живёт, столицу не слушает. Раньше, говорят, и днепровской воды было не разглядеть за лесом мачт купеческих кораблей – а теперь торговцы предпочитают северные города: Суздаль, да Ростов, да Новгород. Вместе с деньгами ушла из Киева сила. И люди. И власть.
Мстислав Романович горько усмехнулся. «Великий князь» – только титул. И уже не единственный. Где это видано, чтобы в стране было два великих князя? Но у суздальских выскочек все права на высокое именование. Попробуй, поставь их на место – не получится.
Вот, казалось бы, дала судьба возможность: как в прежние времена, объединить силу русскую под киевской рукой. Пришли враги неведомые, страшные, прозванием «татарове». И грузин, и аланов, и половцев разгромили. Кыпчакский хан Котян Сутоевич прибежал помощи просить.
Так ведь не в Киев прибежал! В Галич. Тамошний Мстислав недаром Удатным прозывается – и удачлив, и удал. Полководец знатный, всеми любимый. Сейчас в столице князья на совет собираются, решать будут – вступиться за половцев или нет. Галичанин позвал, поэтому быстро собрались.
А если бы сам Мстислав Романович киевский пригласил властелинов русских? Приехали бы? Вот то-то и оно.
Великий князь горько вздохнул и задумался. Как бы дело так провернуть, чтобы и чужаков прогнать, и Галицкого на место поставить, и всеобщее уважение к Киеву вернуть? А там, глядишь, и северо-восточных покорить удастся. Угроза кочевников – повод собрать большое войско. Можно будет и неведомых татар разгромить, и в суздальские земли прогуляться. Напомнить, кто на Руси хозяин, кто настоящий – и единственный! – Великий Князь.
Но без Мстислава Галицкого, без его невероятной везучести и воинского умения такого не достигнуть.
Князь от бессилия застонал. И так еле удаётся галичанина в узде держать. С соседями стравливать, чтобы свой взор на Киев не обратил. Мстислав Галицкий азартен, ему всякая свара люба. А как силу почувствует – так и на стольный град пасть раззявит.
Ближний боярин Иван Сморода вошёл неслышно, кашлянул:
– Плохо тебе, батюшка? Может, лекаря позвать?
Старый князь согласился:
– Плохо, да только моей беде лекарь не поможет. Говори, чего хотел?
– Там тебя франк уж какой день дожидается. Который будто от самого главы храмовых рыцарей послан. Звать?
– Сам выйду к нему. Нечего тут фряжским гостям по княжеским палатам шастать. Где он? Веди.
* * *
Хлюпают конские копыта в мягкой чёрной грязи. Качается лошадиный затылок перед глазами, убаюкивая. Легкий ветер шуршит высохшим ковылём, словно мамину колыбельную поёт.
Субэдей дремлет в седле, пытаясь вспомнить мотив. Не получается. Совсем маленьким был, когда умерла мама.
Жизнь его – боевой поход. Мама его – война. Дети его – тумен, десять тысяч бойцов, которые рыщут сейчас по кыпчакской степи, растёкшись весенними ручьями.
Сколько их, склонивших голову перед железной монгольской волей?
Сколько их, сгоревших в разрушенных городах, сгнивших на поле брани?
Китайцев и меркитов, хорезмийцев и аланов, грузин и кыпчаков… Имя им – легион. Русичи – следующие.
Вот она, брошенная половецкая столица Шарукань. Кучи навоза, чёрные пятна кострищ да круги жёлтой травы из-под кибиток. Котян бежал на запад, в киевские земли, и три четверти населения – с ним.
