– Слышь, конопатый, куда идём-то?
– К хозяину нашему. Велел вас выручать, к нему приводить.
Дмитрий даже не стал задумываться над этими словами – какой хозяин, откуда он знал о погибающих в болоте побратимах. Подтолкнул бродника:
– Давай, брат, шевелись. Или тебе приятнее в этой жиже тонуть? Думаешь, русалка какая подберёт?
– Русалка вряд ли, – встрял Антон, – а вот кикимора – запросто. А чего, дядя Хорь – мужчина видный, вполне лесной нечисти в сердечные друзья сгодится. Вон какой красивый, до самой макушки – болотный.
Побратимы рассмеялись, и даже бродник, перемазанный в грязище с ног до головы, не стал возражать. Устало махнул рукой и пошагал, неловко вытягивая из воды плетёнки.
Сараши находили путь по каким-то своим приметам. Шагали споро, лишь изредка останавливаясь передохнуть, да и то – из жалости к запыхавшимся чужакам, уставшим с непривычки.
Когда потянуло дымом и копчёной рыбой – запахами сарашской деревни, солнце уже неторопливо сползало за вечерний край неба.
* * *
Это севернее лето уже не столь знойное. Наливаются золотом колосья, сгибаются под тяжестью плодов ветви яблонь. Появились первые золотые монетки в листве, и храбрые паучки отправляются в полёт на сияющих нитях…
А в степи всё так же жарко, и только ночь приносит успокаивающую прохладу под пение цикад. Монгольские кони отъелись на приволье, сияя круглыми лоснящимися боками.
Джэбэ-нойон назвал Субэдея титулом, принятым у кыпчаков, которых всё больше становилось под знамёна Океан-хана:
– Туменбаши, пришло известие от нашего посланника к булгарам. Они тянут с ответом и не проявляют должного уважения. Тысячник Цырен сообщает, что решил захватить крепость русичей Добриш, но просит и разрешения наказать булгар за дерзость – сжечь их заставу и проникнуть в страну булгар.
Субэдей-багатур поцокал языком:
– Цырен горяч, как прокаленный на огне котёл. Его кровь бурлит, словно воды Онона на горных перекатах. Хорошо, что с ним есть кыпчак Азамат, который более разумен и сможет дать хороший совет. Но тысячник прав: такая задержка с ответом оскорбляет нас, верных псов великого Чингиза. Да и время уходит. Мы должны захватить Русь до наступления холодов, чтобы потом уйти зимовать в степь. Ты ведь охотился в тайге, Джэбэ?
Темник прищурился: вопрос был неспроста. Ответил:
– Я много где охотился, мой товарищ. На быстрых джейранов и злобных волков в степи, и на грозного пардуса в алтайских горах, и на хитрую россомаху в тайге. А что ты хочешь знать?
Субэдей улыбнулся:
– Царь тайги медведь ленив и нетороплив. Но лай охотничьих собак заставляет его взбодриться и бежать быстрее длинноногого лося. Не так ли?
– Да, это верные слова, – согласился Джэбэ.
– Вот и мы заставим ленивого медведя шевелиться. Готовь распоряжение: переместить наши кочевья на северо-восток, к булгарской границе. Посмотрим, как поведёт себя царь Габдулла, увидев монгольские костры у своей берлоги.
Джэбэ улыбнулся и кивнул.
Две могучие державы – Великий Булгар и империя Чингисхана – начинали сближение, присматриваясь друг к другу. Их союз мог бы стать абсолютной силой на огромном пространстве от Тихого океана до Атлантики.
Так два хищника, встретившись в тайге, примеряются – кто сильнее? У кого крепче нервы? Могут сцепиться. А могут и совместно загонять дичь.
И первой жертвой должна стать беззащитная Русь.
* * *
Низкие чёрные избушки, крытые мхом, холмиками возвышались среди рахитичного леса – тощих осин и берёз. Болотные люди приняли беглецов ласково, накормили овощами, рыбой и грибами: хлеб у них был редким лакомством. Побратимы отправились спать, когда Дмитрия позвали к хозяину.
Хозяин племени был такой же невысокий и конопатый, как все сараши. Только совсем седой, а веснушки выглядели негативом звёздного неба – россыпь тёмных пятнышек на бледном лице. Ярилов не сразу сообразил, что необычная одежда вождя племени сделана из рыбьей кожи.
Старик ласково кивнул и спросил:
– Ты и есть Пяйкесыдур?
– Кто? – удивился Дмитрий.
– Солнечный воин, – пояснил хозяин, – ты должен так называться, руска. Я ждал твоего прихода.
Русичу стало не по себе. Кашлянул и согласился:
– Да, у меня есть такое прозвище, но зовут меня Дмитрием. А откуда ты знал, что я здесь появлюсь, дед?
Сараш проигнорировал вопрос и назидательно сказал:
– Имена никогда не открывают сути. Они для того и даются, чтобы запутать злых духов. А о твоём приходе меня предупредил наш отец, живущий в трясине.
– Что же вы своего батю так не уважаете? Или в избушке места не нашлось?
Старик захихикал, закивал: шутка пришлась по душе.
– Мой батя умер давно, когда князь Тимофей ещё не родился. А Отец – так он всем отец. И мне, и тебе, и сарашам, и булгарам – всем. У него много обличий и много имён. Люди, которые строили башню, называли его Тиамат. Другие люди, которые строили пирамиду, называли его Апопис. А прегордые, построившие храм и научившие хазарский народ верить в Бога, называли его Накхаш.
Дмитрий вспомнил: Апописом у древних египтян называли змея, пытавшегося утопить ладью бога солнца Ра. Откуда эти дикари могут знать про пирамиды? Поражённый, спросил:
– Дедушка, ты хочешь сказать, что ваш отец – змей?
– И ваш тоже, – закивал хозяин, – только мы называем его Курат. Это по-русски значит «чёрт».
– Значит, все люди – чёртовы дети? Не всем такое понравится.
– Э-эх, молодой ты ещё, – вздохнул мудрец, – не понимаешь, что без тьмы не бывает света, а не было бы хитрого водяного змея Курата – не родила бы великая мать Эма первого человека.
– Да, – вспомнил слова старика Дмитрий, – князь Тимофей погиб. А княжна Анастасия пропала, её ищут злые люди. Беда пришла в Добриш, дедушка.
Хозяин пожевал губами, кивнул:
– Я знаю. И мне вестимо, что князь передал власть над нашими землями тебе. Про княжну же скажу так: она в добром месте, и вовсе не пропала.
– Так я обещал её найти, но неизвестно, где искать…
Сараш улыбнулся:
– Однажды бурундук бежал через лес и громко рыдал. Все звери собрались, чтобы помочь ему, и спросили: «О чём ты плачешь?» «Скоро зима, – ответил бурундук, – а у меня нет тёплой одежды. Придут холода, я замёрзну и умру, нет мне спасения!» Звери засмеялись над глупым бурундуком. Ты понимаешь, над чем они смеялись?
– Нет, – озадаченно сказал Ярилов.
– Бурундук рождается в теплой шубе и всю жизнь ходит в ней. Иногда люди тоже не замечают очевидного. Того, что у них прямо под носом.
