– Это – знак власти, пайцза монгольского тысячника Цырена, великий царь, – пояснил урус, – он вторгся в мои земли и был уничтожен. Тогда же я захватил в плен многих его воинов. Оказалось, что среди них – посольство к тебе, отправленное от военачальника монголов Субэдея-багатура. В нашей стране все знают о твоих неисчислимых достоинствах, царь Габдулла; поэтому я не стал убивать этих людей, а привёз к тебе, чтобы ты сам принял мудрое решение об их судьбе.
Вперёд вышел синеглазый мусульманин с орлиным носом и аккуратной бородой, подстриженной по сирийской моде. Он заговорил по-арабски со странным акцентом; впрочем, многие народы употребляют язык истинного Бога, и каждый вносит свои особенности.
– Волею Милосердного, я служу писарем и толмачом у туменбаши монгольских войск Субэдея. Он велел доставить тебе письмо, великий царь. Видит Пророк (мир ему), что сердце моё сжималось от гнева, глаза отказывались видеть, а руки дрожали, когда я писал гнусности под диктовку этого дикаря и язычника, лишь по попустительству Всемогущего одержавшего столько побед над разными народами, в том числе и правоверными. В мире исповедующих истинную веру известно, насколько ты праведен, Габдулла; как могуч Великий Булгар и как мудр его правитель. Поэтому я хотел сжечь поносное письмо и лишить себя жизни, чтобы избежать необходимости оскорбить тебя; но мудрый бек урусов Димитрий отговорил меня, объяснив: лишь истина угодна Богу, а ложь и незнание оскорбляют достойных. Поэтому я был обязан явиться к тебе, о Габдулла, верный слуга Пророка (мир ему) и исполнить свой горький долг, но избавь меня от греха и не вели читать вслух это послание, написанное не чернилами, но жидким дерьмом шайтана…
Хорь наклонился к Ярилову и прошептал:
– Во Анрюха даёт! Шпарит – не остановить.
– А то, – усмехнулся Дмитрий, – зря я, что ли, заставлял его текст речи наизусть зубрить две ночи подряд.
Габдулла одобрительно кивнул и протянул руку:
– Передай мне этот свиток, друг мой. Ты сделал всё правильно, а уж я решу, как поступить дальше.
Посмотрел на пергамент, разглядел печать монгольского темника и написанное арабской вязью имя Чингисхана по углам, тем убедившись в подлинности. Прочитал лишь одно предложение: «Я, истинный властитель Земли, предписываю выделить все твои войска в моё распоряжение для нападения на страну Русь, разрушить мечети, и отдать всё золото Булгара, и все табуны лёгконогих коней, и крепких юношей, и прекрасных девушек…»
Поморщился, передал свиток слуге.
– Брось его в очаг. Пачкать глаза этой грязью – всё равно что купать бессмертную душу в поганой яме.
Подошёл везирь, прошептал на ухо:
– Мы проверили. Это действительно бек Добриша Димитрий, он же – Солнечный Витязь. Проявил необычайную храбрость в битве на Калке, единственный из урусов дал отпор монголам, а недавно разгромил их в своём улусе и освободил город. Знающие говорят: Все милостивый поцеловал его в лоб и наградил многими знаниями и воинской мудростью, хотя он и крящен.
Царь Габдулла выслушал. Огладил седую бороду. Улыбнулся и сказал Дмитрию:
– Ты брат мне, урус. И оказал великую услугу. Чего ты хочешь в награду: золота? Табун быстрых коней? Может, ласковых наложниц?
Дмитрий выдохнул, украдкой тронул подаренный княжной образок. Поклонился и сказал:
– Для меня единственная награда – в союзе с тобой наказать монгольских наглецов за оскорбление великого царя Булгара. Разреши мне изложить план войны, который позволит разгромить дикарские полчища.
Габдулла кивнул, соглашаясь.
Дмитрий подумал: «Неужели получилось? Настенька бы порадовалась за меня».
Сердце вдруг сжало тревогой. Как там Добриш? Как там любимая?
* * *
– Посланник Азамата поведал: в отряде бродников больше тысячи всадников. Умелых и знаменитых злодеяниями. А я-то думала, что Добриш уже испил свою чашу напастей.
Анастасия не подавала виду, но от Хозяина сарашей не укрылись ни тёмные круги под глазами, ни искусанные губы. Улыбнулся, сказал спокойно:
– Не горюй, княжна, справимся. Пусть Димитрий там большие дела решает, а мы уж здесь с малыми как-нибудь сами разберёмся.
– Да какие они «малые»! – Анастасия не удержалась, повысила голос. – У тебя, старик, почти воинов не осталось – все мужчины с дружиной ушли. Я приказала ополчению собираться, и город готовить к обороне. Добриш мы, наверное, отстоим. А деревням опять гореть? Только-только начали оправляться от монгольских иродов да святополковых иуд. А тут – новая напасть! Ведь и верой, и языком бродники – как мы, а на самом деле – слуги сатаны.
Волхв положил шершавую ладонь на горячий лоб княжны, заговорил тихо:
– Что вера и язык, коли душа сгнила? Не переживай, не пропустим к городу врагов. У сарашей не только мужи владеют оружием – и подростки, и женщины с луками не расстаются. Всё будет хорошо, дочь славного Тимофея.
Княжна обмякла, села на лавку. Порозовели щёки, длинные ресницы сложились, как крылья бабочки.
Уходя, волхв сказал:
– И не волнуйся лишний раз, будущему ребёнку повредишь. Плод ведь всё то же самое чувствует, что и мать.
Анастасия, не открывая глаз, улыбнулась. Подумала: «И откуда он всё знает, старый?»
Хозяин вышел на крыльцо княжеских палат – двое сопровождающих воинов вскочили на ноги, подтянулись. Кивнул: пошли, мол.
Шагали по городу, оживающему после боёв – где расчищали пожарище, где уже новые избы ставили, весело покрикивая. Когда проходили через рынок, охранники-сараши надули щёки, поправили доспехи из осетровых спин и берестяные колчаны, выпятили грудь, чтобы все видели: славные бойцы-болотники идут, спасители Добриша.
– Ишь, красавцы, – усмехнулась румяная торговка рыбой, уперевшая красные руки в толстые бока, – конопушек на роже, что дыр в решете. А туда же – на красных девок заглядываются!
– Не на тебя же им заглядываться, толстомясая, – едко заметил бортник, продающий мёд, – и доблесть мужская – она ведь не на лице обретается, а совсем-совсем в другом месте.
– Тьфу, охальник, – покраснела торговка ещё больше, стала похожей на разваренную свёклу.
– Да я про колчаны со стрелами да ножны с сабельками. А ты про что подумала, старая? – захохотал бортник.
Торговка замахнулась было попавшим под руку сонным лещём, чтобы огреть балагура; но вдруг ойкнула и спряталась бортнику за спину – меж рядами важно шёл сарашский волхв: борода седая, глаза белые, одёжа из рыбьей кожи, а к ней всякая дрянь подвешена – лягушачьи лапки да змеиные шкурки, вороньи крылья да пучки колдовских трав. Страх один!
Вышли из городских ворот; стражники из ополченцев уважительно попрощались.
Когда углубились в болото, Хозяин отпустил каравшей:
– Идите, у меня ещё дела.
Волхв долго подбирал подходящий камыш. Слушал, как шелестит ветер сухими стеблями. Наконец, выбрал. Срезал, вычистил мякоть, проделал дырочки. Выдул простую мелодию, остался довольным.