– О, не скажи, вождь! Помнят. И былую вражду, и даже старую веру. Особенно – в деревнях, в городах-то, конечно, другое дело – там все живут, как римляне. Что-что? – юноша посмотрел на Керновию, рядом с которой, не отставая ни на шаг, шагал Скорька. – Она как раз и говорит про Августобону. Аттила-рэкс может разграбить его… если уже не разграбил раньше… а может и не успеть – ведь войска Торисмунда близко, и везеготы вряд ли захотят дать гуннам возможность укрыться за городскими стенами.
– Что ж, – Рад пожал плечами. – Следует и нам поспешить. Кстати, тот зеленый друид…
– Оват, господин.
– Да, оват. Он и его люди, думаю, сейчас следуют впереди… или за нами. Эй! Будьте бдительны, парни, не расслабляйтесь.
– Да мы и не расслабляемся, – засмеялся Скорька.
И снова, повернув голову к Керновии, принялся весело о чем-то болтать. Рассказывал про охоту. Девушка слушала, иногда даже кивала, смеялась. Интересно, как они друг друга понимали? Эта юная послушница даже латынь плохо знала. Галльскую искореженную латынь. Впрочем, Скорька ее вообще не знал, да и вообще, не владел окромя родного никакими другими языками, исключая, конечно, готский – больно уж близкими соседушками были готы, можно сказать – в одной коммуналке жили, иногда дружно, а иногда – в полный раздрай.
Князь видел – Скорьке девчонка нравилась, очень, да и она, поначалу пытавшаяся держать себя строго, все же не устояла перед обаянием ушлого словенского парня, понемногу оттаяла – слушала, вон, невесть что, смеялась.
– Всадники, княже! – заметив появившийся из-за редколесья отряд, подал сигнал тревоги бдительный Горност.
– К бою! – Радомир выхватил из ножен меч – Гром Победы и, быстро осмотревшись, приказал: – Карась! Со своими – во-он за тот кряж. Хукбольд, ты с готами – за этот, я тоже с вами. Остальные – в сосняк. Лучники! Зря стрелы не слать, сначала подпустим поближе… не так-то уж их и много.
– …шесть, семь… десять… – осторожно выглянув из-за камня, считал Хукбольд. – Дюжина. Ого, вождь! Ты только глянь – еще скачут! И откуда только взялись? Теперь их никак не меньше трех дюжин… Что будем делать? Биться?
– Подождем, – хмуро отозвался Радомир. – Может, они нас и не заметят.
Хевдинг сейчас принял единственное возможное решение: в эти неспокойные времена нельзя было наверняка утверждать, кто друг, а кто недруг, и все незнакомые воины традиционно считались врагами. Хотя… вдруг?
– Заметили! – сплюнув, прошептал Хукбольд. – Вон тот, в шлеме с черными перьями, смотрит прямо на нас.
– Миусс, Скорька! Выбейте командиров, быстро, – Рад щурил от солнца глаза, пристально рассматривая всадников. Некоторые были в доспехах – кольчуги или просто кожаные крутки с нашитыми бляшками, некоторые – нет, у кого-то имелись круглые германские щиты, красные, с большим умбоном, а у кого-то – овальные или продолговатые, со сглаженными углами, голубые, с желтым рисунком – галльские. Какай-то непонятный сброд!
Выбить командиров, тех, кто в кольчугах, в разноцветных плащах, в сверкающих шлемах… Таких немного – один, два… три. Трое всего.
Радомир видел, как, наложив на тетиву стрелу, вопросительно оглянулся Скорька. Стрелять? Да, пожалуй, стрелять, что еще делать-то?
Князь поднял руку…
Вот-вот сорвутся, просвистят безжалостные меткие стрелы… враги, конечно, не станут дожидаться, когда их всех поразят, живо рассредоточатся да с гиканьем поскачут вперед, и в этот момент еще троих-четверых запросто уложить можно, а уж потом… потом – в рукопашную. Верный меч, преданная дружина, уверенность и кураж – что еще нужно для славной победы?
– Стойте! – напряжение, вот-вот готовое взорваться стрелами и кровью, уже достигло предела, когда из сосняка выскочил Миусс.
Выбежал безоружным, не доставая меча и беспечно забросив за спину лук, закричал, замахал руками:
– Хэй! Хэй! Гатаульф!
Воин в шлеме с черными перьями нервно дернул поводья. Обернулся, сделав своим знак рукою и медленно поехал навстречу гунну.
– Гатаульф, сын Хаутдинга, – переходя на шаг, улыбнулся Миусс. – Тебя в добром здравии видеть рад я.
– Миусс?! – удивленно бросил воин. – Вот так встреча! Ты еще жив, бродяга?
– Жив. А как Варимберт-херцог?
– Он меня и отправил в разъезд.
– Я не один, да, – оглянувшись, гунн призывно махнул рукой. – Со мной Радомир-хевдинг, херцогом посланный в свой далекий край за дружиной, да. Ты его знать должен… или слышать.
– Радомир-хевдинг? – воин спешился – в сверкающей короткой кольчуге, с мечом на красной, расшитой жемчугом перевязи, в синем добротном плаще, заколотом золотой фибулой. Настоящий вождь!
– Рад приветствовать тебя, славный Гатаульф, сын Хаутдинга, – Рад постарался накрепко запомнить имя встреченного вождя, как-то его переиначить выглядело бы оскорблением, из тех, что с легкой руки германцев смывались только кровью. Или солидным штрафом – в зависимости от цивилизованности.
– Рад и я видеть тебя, хевдинг! – вежливо кивнул вождь.
Интересно, кто он? Простой десятник – сержант, по-римски – тессариус? Нет, скорее – командир взвода, такой же, как и сам Рад, лейтенант-хевдинг. Есть еще эрлы – или у северных германцев – ярлы – это вожаки кланов, по-армейскому рассуждать – майоры да подполковники, херцог же – штабной полковник, ну а конунг, рэкс – генерал, и даже – маршал.
– Слышал о тебе от херцога. Ты славно бился!
При Каталаунских полях, – Рад прикрыл глаза, – почти два года уже прошло с той великой битвы. Аттила тогда проиграл и вынужден был уйти из Галлии. Ненадолго. Теперь вот, вернулся. Чтоб снова уйти. Не было у Божьего Бича впереди ничего, одна только смерть. Вот, если бы не умер…
– Я тоже слыхал о тебе немало хорошего, славный Гатаульф, сын Хаутдинга.
– Ты привел дружину?
– Да, – оглянувшись, хевдинг махнул рукой. – Увы, это все, что осталось.
– Вижу, это опытные воины, – ухмыльнулся в рыжеватую бороду Гатаульф. – Ничего, что их мало. Теперь каждый опытный меч – ценен. Лучники среди них есть?
– Да найдутся.
– Ну, и славно. Херцог будет доволен.
Да, дружина, что и говорить – малая. Однако в чуть более поздние времена полсотни викингов брали Париж! А воины Радомира были ничуть их не хуже.
Херцог Великого Аттилы Варимберт принял Рада в своем шатре, что стоял у склона плоского горного кряжа, поросшего жухлой травою и вереском. Он ничуть не изменился, Варимберт-херцог, все такой же пижон – в темно-голубой, изысканно расшитой серебром тунике до самых колен, узких штанах, башмаках с золоченой оплеткою, на поясе – меч с золоченой рукоятью, через правое плечо – алый дорогой плащ с белым подбоем, не для тепла, для солидности. На груди – золотое ожерелье изысканной галльской работы, волосы стянуты узеньким серебряным обручем, пиратская бородка и усики, правда, уже чуть поседели, но в остальном – пижон, как есть пижон. Правда, Рад давно знал, что внешность Варимберта – обманчива. Под личностью озабоченного собственной внешностью ловеласа скрывался циничный философ и опытный воин.
