– Мы здесь, господин трибун!
– Ты, Сергий, со своими воинами – посмотришь на Капитолии, там, у храмов, есть где затеряться; ты, Юлий, – иди к Эксквилину, Тит – прошерсти лавки на Велабре, ну а мы… мы на Субур, там уж точно есть, где укрыться.
Беторикс мысленно похвалил себя за предусмотрительность. Улучив момент, прихватил у Поркуса рваную одежку и нырнул в заросли шиповника:
– Ну, что, иволга, тоскуем?
– А? – увидев своего спасителя, Милон был явно обрадован и с облегчением перевел дух. – Ну, наконец-то, я уж не знал, что и думать. Шпионы сената, соглядатаи… они тут повсюду. И они неминуемо узнают меня, неминуемо узнают!
– Не узнают, – хмыкнул молодой человек. – Снимай-ка скорее тогу, консул, да надевай вот это.
– Я не консул. Всего лишь – трибун, и то – бывший.
– Все равно, пошевеливайтесь, господин! Вот, тут как раз и шляпа.
– О, боги! Видела бы меня жена! Да ладно жена – любовница! Ох, и поиздевалась бы…
Быстро переодевшись, незадачливый политикан выскочил из кустов следом с гладиатором.
– Туда, господин, – обернувшись, указал рукой Галльский Вепрь.
– Иду, иду… ой, сколько тут много знакомых…
– Надвиньте на глаза шляпу.
– Уже… Ого! А это наши друзья… и с ними…
– Да! Этот именно тот, о ком вы думаете.
– Слава Юпитеру, что наняли именно тебя, гладиатор! Поверь, награда не заставит себя ждать.
– Надеюсь на это и уповаю, – издевательски хохотнув, Беторикс невежливо двинул засмотревшегося на возбужденную толпу политика локтем.
– Ай!
– Нам во-он туда.
– Угу… – Милон кивнул и осекся. – Но… это же… это же лупанарий старухи Клавдии! Отвратительный и грязный вертеп!
– Вот и славно! Никому и в голову не придет искать вас в вертепе… Впрочем, долго мы там не задержимся.
Войдя в грязную таверну, собственно, и являющую собой парадный вход в публичный дом, Беторикс первым делом поклонился хозяйке:
– Сальве, бабушка!
– И к тебе да будут милостивы боги. Вижу, приятеля своего привел. А у него хоть деньги-то есть?
– Да не богат он деньгами. Но уж так и быть, я за него заплачу.
– Тогда проходите, знаешь куда идти – через двор.
– Помню, бабушка.
– А тут и дружки твои, гладиаторы, только что прошли. Тоже с каким-то оборванцем.
– Знаю, знаю…
Махнув рукой, Беторикс вышел во двор, где его уже дожидались приятели вместе с раскрасневшимся от всех испытаний Руфом.
– Уф-ф!!! – едва только увидев, политик тут же набросился с упреками на своего подельника. – И что же это такое, уважаемый господин Руф? Мы вовсе не о том договаривались, тем более, немалые деньги уплачены.
– Да ладно вам злиться, Милон, – бывший трибун примирительно отмахнулся. – У кого не бывает проколов?
– Проколов? – взвизгнув, взвился Милон. – Это вы называете проколом? Нас ведь едва не растерзали! Если б не эти гладиаторы…
– Кстати, господа, – настороженно прислушавшись к вдруг раздавшимся в харчевне голосам, перебил спорщиков Виталий. – Кажется, по нашим следам идут. Так поспешим же! – он указал рукой направо. – Нам вот туда, вот в те двери.
– Там же мальчики! Да и не время сейчас.
– А мы там и не задержимся. Сразу проходите через заднюю дверь. Встречаемся в ивняке, на Виминале.
Ишь ты, знают, где тут мальчики, а где – девочки. Политики – они такие. Кричат – «вертеп! вертеп!», а сами-то тропинку уже протоптали.
Дождавшись, когда господа римские политики и сопровождающие их гладиаторы скроются в лупанарии, Беторикс, едва не попавшись на глаза выходящим во двор стражникам, рванул первую попавшуюся дверь и, захлопнув ее за собой, приник к щелке.
Кроме стражников, из харчевни вышел и десятник в сверкающем – с перьями – шлеме. А может, и не десятник то был, а зам центуриона – оптий. Впрочем, черт с ними – что лейтенант, что старший сержант – особой роли это сейчас не играло.
– Вы – налево, остальные – направо! – деятельно распорядился «сержант», – Осмотреть все и доложить!
Стражники попались умные – сразу же и рассредоточились, не дожидаясь особого приказания командира. Одни начали с конца, другие – с начала. А беглецы-то как раз укрылись посередине, правда – ближе к концу.
Что ж… пора и сваливать. В ивняк, в ивняк – уж там-то сыщи, попробуй!
Беторикс повернулся – не так уж и долго он смотрел в щель, какие-то секунды…
– Галльский Вепрь!
Юркая, моментально соскочившая с узкого ложа фигурка бросилась к нему на шею, захлебываясь от счастья:
– Я знал, знал, что ты обязательно отыщешь меня! Знал!
– Марк?! – гладиатор наконец узнал подростка. – Немедленно перестань меня обнимать, иначе ка-ак дам больно! Да отстань ты! Я не шучу.
– О, друг мой! Я так рад, так рад… Бабка Клавдия тебя сюда сама прислала? Ты у нее спросил про меня?
– Ничего я не спрашивал. Где тут задняя дверь… ага…
– Останься со мной. Ну, прошу тебя, останься!
Угу… как же! Был бы ты какой-нибудь юной прелестной нимфой… типа вот синеглазки Луции Маргоны, тогда, наверное, еще и можно было бы задержаться… правда, не в такой ситуации, не сейчас…
А ведь мальчишка может все рассказать стражникам! Да конечно, расскажет, тем более, вот такой, обиженный – ишь, надул губы. Ну, не убивать же его, хотя, может, и стоило бы…
– Вот что, Марк, – присев на корточки, со всей серьезностью прошептал Галльский Вепрь. – Я обязательно вернусь к тебе, только чуть позже…
– Позже?!
– Да, позже. И – тайно. Понимаешь, никто не должен знать.
– Понимаю, да, да, – парнишка с готовностью закивал. – Ты ж знаменитый гладиатор – клубы поклонниц, всякие там матроны. Клянусь Амуром, я никому ничего не скажу! Могила!
– Тогда прощай, мой юный друг! – напыщенно улыбнулся Беторикс. – Запри за мной дверь и не говори никому, что я сейчас заходил. Пусть это будет нашей маленькой тайной.
– О, да! Да! Иди же, о мой герой… И поскорей возвращайся, ибо я буду ждать тебя, как самый преданный слуга ждет своего господина.
Скрипнула дверь. Захлопнулась за спиною. Слышно было, как Марк задвинул засов и что-то прошептал вслед: наверное, пожелание удачи.
На крутых склонах Виминала, одного из семи римских холмов, шумели на ветру ивы. О, как их было здесь много – недаром именно в их честь и прозвали холм! Самые разные – зеленовато-желтая ветла, чернотал, краснотал с бордовыми ветками, бредина, верба, черничная ива, ива плакучая, ива обыкновенная – круглая, словно бы подстриженная аккуратным европейским садовником. И везде-везде – молодые зеленые листочки, нежные, как грудь любимой женщины и словно бы кричащие – весна! Весна! Весна!
