— Мир вам, — улыбнулся парень.
— Тебе чего? — недовольно буркнул господин начальник полиции. — Сказано же, приходи с утра. А еще лучше — к полудню. А мне домой пора!
Амода кивнул, вполне соглашаясь.
— Конечно, господин начальник. Но прежде нужно исправить несправедливость.
— Нашел время! — возмутился Лал Сингх. — Несправедливость исправляется в приемные часы, с девяти до полудня. А также по решению суда. Понял?
— Никогда не поздно и не рано творить добро и искоренять зло, — вновь усмехнулся пастух.
— Так, так ему, Ам! — ободряюще крикнула из-за решетки Бетси. Ее настроение мгновенно поднялось. Молодец, Тарзан, все-таки вернулся за нею!
…В том, что молодого пастуха интересовала в первую очередь ее персона, девушка почему-то не сомневалась.
— Учить меня вздумал? — насупился страж порядка. — Или если я тебя отпустил, а не посадил вместе со всеми в кутузку, ты вообразил, что тебе все дозволено? Да ты хоть знаешь, деревенщина, кто таков я есть, а? Я есть закон, с законом не шутят!
В участке явно собиралась гроза. Полицейские, выглядывавшие из-за двери, поторопились убраться восвояси, чтоб не попасть под горячую руку. Пусть шеф сам разбирается с этим странным парнем! А то, что парень странный, было ясно всем присутствовавшим здесь индийцам. Что-то тревожное было в нем, непривычное. С одной стороны, пастух как пастух. А вот с другой…
Лал Сингх зарычал, как раненый слон. Молодой человек, нимало не смущенный грозным видом разъяренного начальства, подошел к полицейскому и слегка коснулся его плеча.
— Пройдемте в ваш кабинет, — произнес он тихим и спокойным голосом. — Нам лучше переговорить с глазу на глаз.
Начальник полиции дернулся, пытаясь стряхнуть с плеча грязную лапу наглеца, затем посмотрел в глаза нахальному парню — и как-то внезапно обмяк. Обмяк, осунулся и, как показалось свидетелям этой сцены, даже как-то похудел.
— Да, пожалуй, — покорно согласился он. — Пройдемте, господин.
«Ничего себе!» — только подумала Бетси. Никто из задержанных, за исключением мисс МакДугал и профессора Енски, ни слова не понял из диалога двух индийцев, но было видно, что молодой пастух сумел укротить тигриный нрав местного босса.
— Так ему, парень! — восторженно завопил Мочалка Перси. — Знай наших!
— Эх, меня б туда, — мечтательно почесал грудь Покровский, — уж я б ему, psu legavomu, все бы популярно объяснил!..
И он красноречиво сжал огромные кулачищи.
Амода и Лал Сингх переместились в кабинет начальника полиции. Их не было минут пятнадцать, но Бетси показалось, что прошла вечность. Сердце бешено колотилось. Она даже загадала некое желание, но испугалась и прогнала глупую мысль прочь.
…Когда дверь в кабинет начальника полиции вновь открылась, его хозяин появился оттуда весь покрытый потом. Вытираясь большим узорчатым платком, он подошел к камерам и, затравленно оглянувшись на по-прежнему невозмутимого Амоду, выдавил:
— Мисс МакДугал, официально извещаю вас, что с этой минуты вы свободны. Обвинение с вас снято. И… И примите мои извинения от имени индийского правительства.
Девушка подумала, что она ослышалась.
— Простите, — переспросила она на хинди. — Правильно ли я вас поняла?
Лал Сингх дрожащими руками вставил ключ в замочную скважину и открыл дверь ее клетки.
— Можете идти, мисс МакДугал.
— Ни хрена себе! — взревел Покровский. — А как же мы? Парень, будь человеком, не бросай нас!
— Отец родной, — заныл Миша, — усынови! Удочери!
— Мама ее! — философски заметил Мочалка Перси. — Эх, ее мама!
По-прежнему неузнаваемый господин Лал Сингх сходил кабинет, чтобы вернуть «уважаемой мисс МакДугал» рюкзак и конфискованный пистолет вместе с патронами, а затем повторил процедуру освобождения, на этот раз с семейством Енски. Правда, извиняться не стал, только махнул рукой. Ладно, мол, идите, я же вас не бью…
— Volki pozornie! — взревел Бумба. — А нас?
Но на этом волшебство иссякло.
* * *
— …Ам, как тебе это удалось? — теребила Бетси парня о пути в «Дерби», но тот лишь отмалчивался да загадочно улыбался.
Кашмирские сумерки были такими густыми, такими упоительными, что даже свет в номере зажигать не хотелось. На мебели, на полу, укрытом мягким ворсистым ковром, лежали колдовские тени, от одного вида которых в голову лезли самые бесстыдные мысли. …Во всяком случае так почему-то казалось Бетси. Амода вошел в номер первым и тут же по-свойски расположился на диване. Девушка неуверенно осмотрелась. Все на месте, так как и оставляла, однако за ту неделю, что она была в отлучке, жилище стало каким-то чужим, неуютным. Пожалуй, если бы рядом не было Амоды, Бетси и вовсе бы почувствовала себя потерянной и даже несчастной. Вроде и работа наполовину сделана, и в каталажке ночевать не пришлось, но…
Молодой человек упорно молчал, испытующе глядя на нее лукавыми черными глазами, и в этом взгляде Бетси почудилось нечто новое, ею доселе незамеченное. А может быть, все дело в сумерках?
Внезапно девушка ощутила странную неловкость. Не то чтобы она впервые в жизни находилась в номере с мужчиной приятной наружности. И все-таки Бетси поспешила разрушить двусмысленную паузу.
— Слушай, где тут свет включается? А то я забыла…
— Понятия не имею, — усмехнулся Амода, не отрывая пристального взгляда от девушки. — Ведь это не мой номер.
Конечно, Амода был прав. Он не мог знать, где выключатель — точно так же, как и не мог просто так уговорить усатого полицейского отпустить ее с миром. Опять притворяется? У Бетси уже не оставалось никаких сомнений, она давно догадывалась, что Амода не такой простачок, за которого себя выдает. Но, к собственному удивлению, девушка поняла, что на самом деле у нее нет никакого желания доискиваться до правды. Нет света? Неизвестно, где выключатель? Ну и прекрасно. Только вот…
— Знаешь, я, наверное, пойду душ приму, — заявила она и направилась в ванную комнату.
Возражений, естественно, не последовало.
Стоя под теплыми и клейкими, как и все в Кашмире, струями душа, Бетси думала об Амоде. То есть продолжала думать. Что-то слишком много времени она посвящала этому занятию в последние дни. Ведь у нее же задание. Но…
…Но ведь красивый парень! Она заметила это еще в их первую встречу. Высокий, хорошо сложен, прекрасно вылепленная мускулатура, запоминающееся, слегка скуластое лицо, глубокие, темные глаза, взгляд такой, что увидишь — не забудешь вовеки. Но не это главное, ведь человек — не иллюстрация с обложки таблоида! В Амоде что-то было… Точнее, многого не было — ни капли вульгарности, ни грана самодовольства, свойственного большинству ее бывших друзей и приятелей. Напротив, в парне чувствовалась не только сила, но и способность понимать…
