В десять часов вечера двух несчастных чехов проводили к сэру Горацию Вильсону, верному советнику премьер-министра. Вильсон от имени Чемберлена ознакомил их с основными пунктами четырехстороннего соглашения и вручил карту Судетской области, на которой были отмечены территории с населением, подлежащим немедленной эвакуации. Когда чехи попытались протестовать, англичанин резко оборвал их, заметив, что ему больше нечего сказать, и быстро вышел из комнаты. Чехи заявили протест Эштон-Гуэткину, который находился с ними, но их протесты оказались тщетными.
«Если вы не примете условий, — уговаривал он их, — то вам придется улаживать свои дела с Германией один на один. Может быть, французы изложат вам то же самое в более мягкой форме, но, поверьте мне, они разделяют нашу точку зрения. Они — незаинтересованная сторона».
Это было правдой, какой бы горькой она ни оказалась для представителей Чехословакии. Во втором часу ночи 30 сентября
[37]
Гитлер, Чемберлен, Муссолини и Даладье (именно в таком порядке) поставили свои подписи под Мюнхенским соглашением, позволявшим немецкой армии вступить на территорию Чехословакии 1 октября, как и обещал Гитлер, и закончить оккупацию Судетской области к 10 октября. Гитлер получил то, в чем ему было отказано в Годесберге.
Далее, международной комиссии не позднее конца ноября предстояло организовать плебисцит в районах со смешанным этническим составом населения, после чего надлежало определить новые границы. В приложении к соглашению Англия и Франция заявили, что они «не отказываются от своего предложения… о международных гарантиях новых границ Чехословацкого государства на случай неспровоцированной агрессии. Когда будет решен вопрос с польским и венгерским меньшинствами, Германия и Италия в свою очередь дадут гарантии Чехословакии».
Обещание провести плебисцит так и не было выполнено. Ни Германия, ни Италия не дали Чехословакии гарантий даже после того, как был разрешен вопрос о польском и венгерском меньшинствах. Как мы позднее убедимся, не стали выполнять своих гарантий и Англия и Франция.
Оставался один болезненный момент — по крайней мере, для жертв — сообщить чехам, с чем они должны расстаться и в какие сроки. Гитлера и Муссолини эта процедура не интересовала, они ушли, перепоручив сделать это союзникам Чехословакии — представителям Франции и Англии. Эта сцена живо описана Масариком в его отчете министерству иностранных дел Чехословакии.
«В половине второго утра нас проводили в зал заседаний, где находились господин Чемберлен, месье Даладье, сэр Гораций Вильсон, месье Леже (генеральный секретарь французского министерства иностранных дел), господин Эштон-Гуэткин… Атмосфера была гнетущей, вот-вот должны были зачитать приговор. Французы нервничали, заботясь о сохранении собственного престижа. Господин Чемберлен в длинной вступительной речи ссылался на соглашение, а затем вручил его текст доктору Маетны…»
Чехи начали задавать вопросы.
«…Господин Чемберлен все время зевал, даже не пытаясь прикрывать рот. Я спросил Даладье и Леже, ожидают ли они какого-либо ответа от нашего правительства или заявления по поводу соглашения. Даладье — очевидно, от растерянности — молчал. Леже объяснил, что главы четырех правительств не располагают временем, и поспешно добавил с нарочитой небрежностью, что ответа не требуется, что план принят и что нашему правительству необходимо в этот же день, самое позднее в три часа дня, прислать своего представителя в Берлин на заседание комиссии и что человек, которого правительство пришлет, должен быть в Берлине и в субботу, чтобы уточнить детали, связанные с эвакуацией из первой зоны. Он заметил, что атмосфера во всем мире все более накаляется.
Он говорил с нами довольно резко, и это француз… Господин Чемберлен не скрывал скуки. Нам передали вторую карту с небольшими поправками. После этого с нами было покончено и мы могли удалиться».
Я помню этот роковой вечер — победный блеск в глазах Гитлера, спускавшегося после встречи по широким ступенькам Фюрерхауса, напыщенность Муссолини, позевывание Чемберлена и его состояние блаженной сонливости по возвращении в отель «Регина Палас»…
Чемберлен еще не закончил дискуссию с Гитлером о всеобщем мире. Поэтому на следующий день, 30 сентября, после нескольких часов освежающего сна, довольный результатами своего труда, проделанного накануне, он встретился с Гитлером на его мюнхенской квартире, чтобы обсудить положение дел в Европе в будущем. Кроме того, он намеревался упрочить свое положение в политической жизни Англии, для чего хотел просить Гитлера о небольшой уступке.
Согласно воспоминаниям переводчика Шмидта, бывшего единственным свидетелем этой неожиданной встречи, Гитлер был не в настроении. Он рассеянно слушал разглагольствования главы британского правительства, выражавшего уверенность в том, что Германия «проявит великодушие при проведении в жизнь Мюнхенского соглашения», и надежду, что чехи «не будут столь неразумны, чтобы чинить препятствия», а если они все-таки будут создавать трудности, то Гитлер не подвергнет бомбардировке Прагу, так как это повлечет «многочисленные жертвы среди гражданского населения». Таково было начало длинной и путаной речи. Невозможно было бы поверить, что произнес ее британский премьер-министр, накануне заискивавший перед немецким диктатором, если бы речь эта не была записана в официальном меморандуме германского министерства иностранных дел. Даже сегодня, читая трофейные документы, трудно в это поверить.
Сказанное премьер-министром явилось только прелюдией к тому, что последовало дальше. После того, что угрюмому немецкому диктатору показалось нескончаемым потоком предложений о дальнейшем сотрудничестве в деле прекращения гражданской войны в Испании, которую немецкие и итальянские «добровольцы» выигрывали для Франко, дальнейшем разоружении, экономическом процветании в мире, политическом спокойствии в Европе и даже о решении русского вопроса, премьер-министр извлек из кармана листок бумаги, на котором он изложил это в надежде, что они с Гитлером подпишут «документ» и немедленно его опубликуют.
«Мы, фюрер Германии и канцлер и английский премьер-министр, провели сегодня еще одну встречу и пришли к согласию о том, что вопрос англо-германских отношений имеет первостепенное значение для обеих сторон и для Европы.
Мы рассматриваем подписанное вчера вечером соглашение и англо-германское морское соглашение как символизирующие желание наших двух народов никогда больше не воевать друг с другом.
