Напрашивается вывод, что если бы эти предложения выдвигались серьезно, то они несомненно составили бы по крайней мере основу для переговоров между Германией и Польшей, помогли бы избежать еще одной войны в течение жизни одного поколения. Немцы услышали эти предложения по радио в 21.00 31 августа, через восемь с половиной часов после того, как Гитлер отдал наконец приказ о нападении на Польшу. Насколько я могу судить, они сыграли свою роль в обмане немцев. Они ввели в заблуждение и автора этих строк, который слушал предложения по радио и на которого они произвели сильное впечатление, о чем он упомянул в радиопередаче на Америку в тот последний мирный вечер.
Гендерсон вернулся к себе в посольство в ту ночь убежденный, что «последняя надежда сохранить мир испарилась». Но он не бездействовал. В два часа он поднял с постели польского посла и попросил его срочно приехать в посольство, где дал ему «объективный и достаточно сдержанный отчет» о своем разговоре с Риббентропом. Он сказал, что основные немецкие требования — передача Германии Данцига и плебисцит в коридоре и что эти требования не кажутся ему неправомерными. Он предложил Липскому рекомендовать своему правительству немедленно выступить с предложением об организации встречи между Рыдз-Смиглы и Герингом. «Я счел своим долгом добавить, — пишет Гендерсон, — что не могу поручиться за успешный исход переговоров, если их будет вести герр фон Риббентроп».
Неутомимый Далерус тоже не бездействовал. В десять вечера 29 августа Геринг пригласил его к себе домой и рассказал о «неблагоприятном течении» только что закончившейся встречи Гитлера и Риббентропа с Гендерсоном. Тучный фельдмаршал пребывал в истерическом состоянии и обрушил на своего шведского друга проклятия по поводу поляков и англичан. Потом, успокоившись, он заверил гостя, что фюрер в настоящий момент готовит «великодушные» предложения Польше, по которым к Германии отойдет Данциг, а будущее коридора определится путем плебисцита «под международным контролем». Далерус осторожно поинтересовался, на каких территориях будет проводиться плебисцит. Тогда Геринг вырвал страницу из старого атласа и цветными карандашами обвел на ней «немецкую» и «польскую» зоны, включив в первую не только довоенную Прусскую Польшу, но и индустриальный город Лодзь, который от границы 1914 года находился в шестидесяти милях к востоку. Швед не мог не заметить, «с какой быстротой и безрассудством» решаются в Третьем Рейхе серьезные проблемы. Тем не менее он согласился исполнить просьбу Геринга и немедля вылететь в Лондон, чтобы убедить английское правительство в том, что Гитлер все еще стремится к миру, и намекнуть, что в настоящее время он разрабатывает самые великодушные предложения в отношении Польши.
Далерус, который, похоже, не знал, что такое усталость, в четыре часа утра 30 августа вылетел в Лондон. По дороге с аэродрома он несколько раз пересаживался из одного автомобиля в другой, чтобы сбить со следа журналистов, которые вряд ли догадывались о его существовании. В десять утра он уже был на Даунинг-стрит, где его немедленно приняли Чемберлен, Галифакс, Вильсон и Кадоган, постоянный заместитель министра иностранных дел.
Теперь три английских устроителя Мюнхена (Кадоган всегда был невосприимчив к нацистским чарам) уже не могли поддаться с прежней легкостью на уловки Гитлера и Геринга. Не очень впечатляли их и усилия Далеруса. Исполненному благими пожеланиями шведу показалось, что они «в высшей степени не доверяют» двум нацистским лидерам и «склонны думать, что теперь ничто уже не остановит Гитлера от нападения на Польшу». Более того, как ясно дали понять шведскому посреднику, английское правительство не попалось на уловку Гитлера, который требовал приезда в Берлин представителя Варшавы.
Далерус, как и Гендерсон в Берлине, целых двадцать четыре часа не прекращал усилий. Он позвонил в Берлин Герингу и предложил, чтобы представители Польши и Германии встретились «за пределами Германии», на что получил ответ, который вкратце можно сформулировать так: «Гитлер в Берлине, и встреча должна проходить там». Таким образом, поездка шведского посредника ни к чему не привела. К полуночи он вернулся в Берлин, где ему еще раз представился случай оказаться полезным. В половине первого ночи он прибыл к Герингу. Фельдмаршал опять был настроен благодушно. Фюрер, сказал он, только что через Риббентропа вручил Гендерсону «демократичное, справедливое и вполне реалистичное» предложение относительно Польши. Далерус, расстроенный результатами встречи на Даунинг-стрит, позвонил в британское посольство Форбсу, чтобы удостовериться в этом. Он узнал, что Риббентроп «зачитывал» пункты предложений так быстро и невнятно, что Гендерсон практически ничего не смог понять, а сам текст документа не попал ему в руки. Далерус пишет, что сказал Герингу: нельзя вести себя подобным образом с послом «такой империи, как Великобритания». Он предложил фельдмаршалу, у которого имелся экземпляр предложений Гитлера, позвонить в британское посольство и продиктовать пункты по телефону. После недолгих колебаний Геринг согласился.
Таким образом, с подачи безвестного шведского бизнесмена и не без помощи шефа люфтваффе, в обход Гитлера и Риббентропа, англичане ознакомились с «предложениями» Гитлера Польше. В этот момент фельдмаршал, о котором нельзя сказать, что он был неопытен в вопросах внешней политики, быстрее Гитлера и его министра иностранных дел понял, что, раскрыв англичанам тайну, можно добиться некоторых преимуществ.
Чтобы окончательно убедиться в том, что Гендерсон понял все правильно, на следующий день, 31 августа, Геринг в десять утра послал Далеруса в британское посольство с отпечатанным текстом всех шестнадцати пунктов. Гендерсон не оставлял попыток убедить польского посла установить «желаемый контакт» с немцами. В восемь утра он еще раз говорил с Липским — на этот раз по телефону — и предупредил его, что, если Польша не предпримет никаких действий до полудня, начнется война. Вскоре после того, как Далерус прибыл в британское посольство с текстом предложений, Гендерсон отправил его вместе с Форбсом в посольство Польши. Липский, ранее никогда не слышавший о Далерусе, был несколько смущен, встретив шведа, — к этому времени польский посол, как и все дипломаты в Берлине, находился в невероятном напряжении и чувствовал себя смертельно усталым. Он не скрыл раздражения, когда Далерус стал настаивать, чтобы польский посол немедленно поехал к Герингу и принял предложения фюрера. Отослав шведа в соседнюю комнату, чтобы последний продиктовал там секретарю текст предложений, Липский высказал свое раздражение Форбсу, упрекнув его в том, что в такой момент и по такому важному делу он привел «незнакомца». Вероятно, польский посол испытывал давление со стороны Гендерсона, влиявшего на него и его правительство и призывавшего немедленно начать переговоры с немцами на основе предложений, которые только что были переданы ему неофициальным путем и о которых британский посол накануне сказал, что в целом они не кажутся ему неправомерными. Липский не знал, что на Даунинг-стрит мнения Гендерсона не разделяли. Но он знал другое — он не намерен принимать советов неизвестного шведа, несмотря на то что его прислал британский посол, и идти к Герингу, чтобы принять предложения Гитлера. Этого он не сделает, даже если бы имелись на то полномочия, которых у него не было.
