Что касается русского фронта, то пространная лекция, прочитанная Гитлером через три дня после Рождества для генералов Западного фронта, звучала довольно оптимистично. На Востоке немецкие армии, постепенно теряя Балканы, твердо держались еще с октября на Висле и в Восточной Пруссии.
«К сожалению, из-за предательства наших союзников мы вынуждены постепенно отходить… — говорил Гитлер. — Тем не менее в целом оказалось возможным удерживать Восточный фронт».
Но как долго? Накануне Рождества, после того как русские окружили Будапешт, и в первый день Нового года Гудериан тщетно просил Гитлера дать подкрепления, чтобы принять соответствующие меры при возникновении русской угрозы в Венгрии и отразить советское наступление в Польше, которое ожидалось в середине января.
«Я подчеркнул, — говорит Гудериан, — что Рур уже парализован бомбежками западных союзников… С другой стороны, сказал я, промышленный район Верхней Силезии еще может работать на полную мощность, поскольку центр немецкого производства вооружения переместился на Восток. Потеря же Верхней Силезии приведет к нашему поражению через несколько недель. Но все было тщетно. Я получил отпор и провел унылый и трагический канун Рождества в совершенно обескураживающей обстановке».
Тем не менее 9 января Гудериан в третий раз отправился на прием к Гитлеру. Он взял с собой начальника разведки на Востоке генерала Гелена, который, используя принесенные карты и схемы, пытался объяснить фюреру опасность положения немецких войск накануне ожидаемого наступления русских на севере.
«Гитлер, — вспоминает Гудериан, — окончательно потерял самообладание… заявив, что карты и схемы «абсолютно идиотские», и приказал, чтобы я посадил в сумасшедший дом человека, подготовившего их. Тогда я вспылил и сказал: «Если вы хотите направить генерала Гелена в сумасшедший дом, тогда уж отправляйте и меня с ним заодно».
Гитлер возразил, что на Восточном фронте «еще никогда ранее не было такого сильного резерва, как сейчас», и Гудериан огрызнулся: «Восточный фронт подобен карточному домику. Если его прорвут хотя бы в одном месте, все остальное рухнет».
Так все и произошло. 12 января 1945 года русская группа армий Конева осуществила прорыв на Верхней Висле, южнее Варшавы, и устремилась в Силезию. Армии Жукова форсировали Вислу к северу и югу от Варшавы, которая пала 17 января. Еще севернее две русские армии овладели половиной Восточной Пруссии и двинулись к Данцигскому заливу.
Это было крупнейшее наступление русских за всю войну. Только на Польшу и Восточную Пруссию Сталин бросил 180 дивизий, в основном, как это ни удивительно, танковых. Остановить их было невозможно.
«К 27 января (всего через пятнадцать дней после начала советского наступления) русская приливная волна, — вспоминает Гудериан, — обернулась для нас полной катастрофой». К этому времени Восточная и Западная Пруссия уже были отрезаны от рейха. Именно в этот день Жуков форсировал Одер, продвинувшись за две недели на 350 км и выйдя на рубежи всего в 150 км от Берлина. Самые катастрофические последствия имел захват русскими Силезского промышленного бассейна.
30 января, в день двенадцатой годовщины прихода Гитлера к власти, министр производства вооружений Альберт Шпеер представил на имя Гитлера меморандум, подчеркнув значение потери Силезии.
«Война проиграна», — начал он свой доклад и далее в бесстрастной и объективной манере объяснил почему. После массированных бомбежек Рура силезские шахты начали поставлять 60 процентов немецкого угля. Для железных дорог, электростанций и заводов остался двухнедельный запас угля. Таким образом, сейчас, после потери Силезии, можно, по словам Шпеера, рассчитывать лишь на одну четвертую часть угля и одну шестую часть стали от того объема, который она производила в 1944 году. Это предвещало катастрофу в 1945-м.
Фюрер, как вспоминал позднее Гудериан, взглянул на доклад Шпеера, прочитал первую фразу и распорядился положить его в сейф. Он отказался принимать Шпеера наедине, а Гудериану сказал:
«С сегодняшнего дня я никого не буду принимать наедине. Шпеер всегда старается преподнести мне что-нибудь неприятное. Я не выношу этого». 27 января, во второй половине дня, войска Жукова форсировали Одер в 150 км от Берлина. Событие это вызвало в ставке Гитлера интересную реакцию, которая распространилась и на рейхсканцелярию в Берлине. 25-го Гудериан в отчаянии направился к Риббентропу с настоятельной просьбой попытаться немедленно заключить перемирие на Западе, с тем чтобы все, что осталось от немецких армий, сосредоточить на Востоке против русских. Министр иностранных дел немедленно разболтал об этом фюреру, который в тот же вечер отчитал начальника генштаба, обвинив его в государственной измене.
Однако два дня спустя Гитлер, Геринг и Йодль, потрясенные катастрофой на Востоке, посчитали лишним просить Запад о перемирии, поскольку были уверены, что западные союзники сами прибегут к ним, испугавшись последствий большевистских побед. О том, какая сцена разыгралась в ставке, дает представление сохранившаяся запись совещания 27 января у фюрера.
«Г и т л е р: Вы думаете, англичане в восторге от событий на русском фронте?
Г е р и н г: Они, конечно, не предполагали, что мы будем сдерживать их, пока русские завоюют всю Германию… Они не рассчитывали, что мы как сумасшедшие станем обороняться против них, пока русские будут продвигаться все глубже и глубже в Германию и фактически захватят ее всю…
Й о д л ь: Они всегда относились к русским с подозрением.
Г е р и н г: Если так будет продолжаться, через несколько дней мы получим телеграмму от англичан».
И с этим призрачным шансом они связали свои надежды.
Весной 1945 года Третий Рейх быстро приближался к своему концу.
Агония началась в марте. К февралю, когда почти весь Рур лежал в развалинах, а Верхняя Силезия оказалась утрачена, добыча угля составляла одну пятую уровня предыдущего года. Лишь очень немногое из этого количества можно было перевезти, так как англо-американские бомбардировки вывели из строя железнодорожный и водный транспорт. На совещаниях у Гитлера разговор шел главным образом о нехватке угля. Дёниц жаловался на недостаток горючего, из-за чего многие корабли стояли на приколе, а Шпеер спокойно объяснял, что электростанции и предприятия находятся в таком же положении по тем же причинам. Потеря румынских и венгерских нефтяных месторождений и бомбежки заводов синтетического топлива в Германии создали такой острый дефицит бензина, что большая часть крайне необходимых теперь истребителей не поднималась в воздух и уничтожалась на аэродромах авиацией союзников. Многие танковые дивизии бездействовали из-за отсутствия горючего.
Надежды на обещанное «чудо-оружие», которые какое-то время поддерживали народ и солдат и даже таких трезвомыслящих генералов, как Гудериан, в конце концов пришлось оставить. Пусковые установки самолетов-снарядов Фау-1 и ракет Фау-2, нацеленные на Англию, были почти полностью разрушены, когда войска Эйзенхауэра заняли побережье Франции и Бельгии. Осталось всего несколько установок в Голландии. Почти 8 тысяч этих снарядов и ракет были выпущены по Антверпену и другим военным объектам после того, как англо-американские войска вышли к границам Германии, но ущерб, причиненный ими, оказался незначителен.
