Заключенные по-разному реагируют на принудительный целибат. За отсутствием подходящей альтернативы обычно его принимают. Другие восстают против него, изливая накопившуюся ярость на власти и, не исключено, на саму жизнь – поскольку ярость является той силой, которая многими из них движет изнутри, провоцируя их на физическое насилие над более слабыми мужчинами. Можно провести определенные параллели между упрямыми монахинями в средневековых монастырях, открыто сопротивлявшимися соблюдению целибата или совместно создававшими терпимый образ жизни, несмотря на печальные обстоятельства их монастырского бытия. Чем сильнее принуждение, тем более решительно и дерзко сопротивление. Целибат рассматривается как неотъемлемая часть чуждого образа жизни, не приносящая никакой награды. Не имея оснований с уважением относиться к этому состоянию, сам заключенный обычно не стремится соблюдать целибат.
Весталки Санкт-Петербурга и Торонто
[810]
Школьные учителя в царской России немногим отличались от учителей, работавших в других странах. Профессию эту недооценивали, учителям недоплачивали, они много перерабатывали и при этом должны были подчиняться невыразимо мелочным правилам и предписаниям, установленным чиновниками удушающей бюрократией системы образования. Российское законодательство позволяло чиновникам лишать любого солдата или гражданского служащего права вступать в брак без предварительного получения разрешения, но к концу XIX в. только школьные учителя, заключавшие брак, лишались бесплатного жилья, выслуги лет и даже работы.
На деле подлинной целью этих преследований были учительницы: их достаточно часто выгоняли с работы, когда они выходили замуж, в то время как мужчин увольняли гораздо реже. В 1897 г. Санкт-Петербургская городская дума (так назывались выборные органы городского самоуправления) узаконила эту дискриминацию, приняв закон, запрещавший нанимать замужних учительниц и предписывавший увольнение тех, кто выходил замуж после получения назначения
[811]
.
В чем же состояли причины такого положения вещей? При наличии меньших, чем у мужчин, возможностей занятости, одинокие, хорошо образованные молодые женщины были благодарны за возможность работать преподавательницами. Поскольку им нужно было меньше денег на жизнь (так полагали власти), они соглашались на более низкую зарплату. Обучение молодых людей было для них естественно и готовило их к замужеству, после которого они лишились бы работы. Так они уходили на содержание к мужьям, что экономило Санкт-Петербургу значительные средства, поскольку пенсию им не платили, а на работе их сменяли такие же энергичные, трудолюбивые, сговорчивые молодые незамужние женщины. Почему женщин отбирали по принципу их безбрачия? Ведь женатым мужчинам преподавать разрешалось. Объяснялось это тем, что мужчины лишь обеспечивали пропитание своей семье, а на матери лежали более серьезные обязанности. Например, во время школьных уроков она могла нянчиться с малышом или остаться дома, чтобы ухаживать за больным ребенком или мужем. Она даже могла посвящать семье несколько бесконечно долгих часов, раньше отдаваемых преподаванию.
Преподавание в начальной школе в Санкт-Петербурге оплачивалось лучше, чем в других местах России, и богатая культурная жизнь города – концерты, балеты и лекции – составляла дополнительное искушение для стремящихся к знаниям молодых людей. С другой стороны, условия преподавания в школах были далеки от идеальных. Уроки проводились на съемных преподавательских квартирах, темных и тесных, неприспособленных и шумных, разбросанных по городу, что препятствовало развитию дружеских отношений между учителями. Их часто мерзшие, голодные, безнадежно нищие и нередко глубоко оскорбленные ученики были разделены на три класса, ответственность за которые нес один учитель. Чтобы облегчить страдания детей, учителям приходилось рыться в своих тощих кошельках и после уроков подкармливать учеников, покупать им что-нибудь из одежды или временно делиться жильем. А когда учителя осмеливались жаловаться, в основном это было вызвано серьезной переработкой и нервным истощением.
Но этим требования их нанимателей не ограничивались. Учителя должны были представлять справки о политической благонадежности, а в некоторых районах (но не в Санкт-Петербурге) преподавательницы должны были также представлять медицинское подтверждение девственности. В Москве учительниц, но не учителей, обязывали строго соблюдать что-то вроде комендантского часа и после одиннадцати часов вечера не показываться на улицах. Очевидно, от учительниц требовалось не только не выходить замуж – большую роль в их моральном облике должны были играть добродетель и невинность.
Напуганные учительницы осмеливались протестовать только коллективно, через женское движение и общества взаимопомощи учителей. Результаты проведенного в 1903 г. опроса свидетельствуют об их противоречивых взглядах на проблему целибата как предварительное условие для того, чтобы стать учительницей. Многие испытывали к этому условию глубокое отвращение, но соблюдали его из-за отсутствия иных возможностей. Как выразил это один либеральный законодатель:
Такое положение тяжким грузом лежит на городских учительницах, и потому оно является почти тем же самым, что состояние крепостного права. В большинстве своем учительницы – это бедные девушки, нуждающиеся в куске хлеба насущного; городская администрация предоставляет им шанс работать и не умереть с голода, но при условии, которое калечит их природу: приговаривая к вечному целибату
[812]
.
Тридцать пять учительниц сказали, что их побуждает оставаться незамужними и соблюдать целибат финансовая незащищенность; двадцать девять боялись потерять работу; семеро слишком уставали от преподавательских обязанностей, чтобы еще вести и личную жизнь; семь учительниц работали слишком много, что мешало им встречаться со своими потенциальными мужьями.
Меньшая часть преподавательниц с готовностью воспринимали наложенный на них целибат. Двое из них ни в каком случае не хотели выходить замуж, а одна избегала замужества из-за боязни связаться с неподходящим мужчиной, что, как она заметила, происходит слишком часто. Некоторые полагали, что преподавание само по себе было достаточной эмоциональной наградой: «ИМ НЕ НУЖНА СЕМЬЯ. Они обрели свои семьи среди тех, кого Господь назвал Его учениками»
[813]
. Другие утверждали, что преподавание давало им независимость и как профессия вполне их удовлетворяло, не ограничивая брачными или семейными связями, и потому они защищали как свое состояние целибата, так и право отвергать брак.
