Мильтон и целомудренная леди
[950]
Леди Джона Мильтона, одна из очаровательных, скромных «звездочек, дышащих мягким пламенем», была захвачена бандой мерзких мужчин со злым умыслом. Их предводитель Комос уговаривает ее выпить волшебное зелье:
Отбросьте, леди, страх и не кичитесь
Хваленым целомудрием девичьим.
Краса – монета звонкая природы,
И не беречь ее, а в оборот
Пускать должны мы, чтоб она дарила
Нам радости взаимные, которых
Не вкусишь в одиночку. Увядают
Упущенные годы, словно розы,
Не срезанные вовремя. Краса –
Венец творенья, и ее призванье –
Блистать на празднествах и во дворцах,
Где знают цену ей…
[951]
После долгих споров на сцену врываются два брата леди с саблями наголо и спасают сестру от ужасной судьбы, о которой Мильтон пишет, что сношение «по обычаю природы, по влечению породы, ни в любовь, ни в страсть не веря, еще хуже, чем у зверя»
[952]
. В основе «Комоса» лежит отвращение Мильтона к скотству сексуальных отношений и его стремление к целибату. Целомудренный роман с молодым итальянцем составил для него самые дорогие отношения, и когда в 1638 г. Карло Диодати умер, литературная эпитафия Мильтона стала страстной одой, полной горя и печали из-за их прекращения. «Тебе были неведомы порывы невинности, кончина настигла тебя в непорочной юности, когда ты еще не успел познать радости брака, и потому тебе предназначены почести непорочности»
[953]
.
Но сам Мильтон нарушил собственные принципы. Задание собрать безнадежные долги каким-то образом преобразилось в сватовство, и вместо денег он вернулся домой с Мэри, своей шестнадцатилетней женой. Брак оказался несчастливым как для мужа, так и для жены. Мэри считала, что мрачный Джон – зануда, а ему она казалась капризулей, характер которой был несовместим с его собственным. «Нет ничего странного в том, что многие из тех, кто прожил целомудренную жизнь, в некоторых вещах не слишком проницательны и слишком нетерпеливо спешат зажечь брачный факел», – писал он в свое оправдание
[954]
.
Мэри оказалась настоящей неудачницей, потому что хоть ее мать и сестра жили вместе с ней и Мильтоном, она скончалась, рожая четвертого ребенка. Тем временем у Мильтона резко ухудшалось зрение, его дочери глумились над ним так же жестоко, как и мать Мэри. Домашнее существование превратилось для него в муку мученическую. Девочки воровали деньги, отложенные на домашние расходы, и продавали его книги до тех пор, пока он не отправил их учиться ремеслу кружевниц. Он вновь женился, но не прошло и года, как его вторая жена тоже умерла. Именно в этот мучительный период Мильтон пытался писать «Потерянный рай».
В 1663 г. один из друзей, с пониманием относившийся к положению Мильтона, познакомил его с третьей женой – Элизабет Миншулл. Она была гораздо моложе мужа и заботилась о нем до самой его смерти в 1674 г., обеспечивая ему спокойствие и стабильность, необходимые, чтобы завершить работу над «Потерянным раем». Поэма была опубликована в 1667 г. Его личная жизнь, особенно три брака, служила постоянным упреком в измене отстаиваемым им ценностям, и это не могло не отражаться в его поэзии.
В замечательной эпической поэме «Потерянный рай» Мильтон вновь восхваляет целомудрие, соединяя это с описанием ужасных искушений, которые приходится преодолевать для его соблюдения. «Не заключай / О совершенстве, только исходя / Из созерцанья чувственных услад, / Хотя бы и природных»
[955]
, – предупреждает он:
Однако знай,
Что женщины, пленившие тебя
Наружностью прелестной, на богинь
Похожие роскошной красотой,
Весёлостью и пылом, лишены
Тех добродетелей, в которых честь
Заключена семейная и жен
Доподлинная слава; изощрились
Они для похоти, для плотских ласк,
Для пения, плясанья, щегольства,
Манящих взоров, праздной болтовни,
А племя добродетельных мужей,
Что прозваны за праведную жизнь
Сынами Божьими, увы, постыдно
И честь и славу в жертву принесут
Улыбкам обольстительных блудниц…
[956]
В другом резком описании восторжествовавшего соблазна «Адама и Евы после грехопадения» Мильтон сетует:
Как некогда на пагубном одре
Далилы-филистимлянки, Самсон,
Могучий муж из Данова колена,
Остриженный, очнулся, потеряв
Былую силу, – так, не говоря
Ни слова, обнажённые, они
Сидели, добродетелей навек
Лишась…
[957]
Много позже раскаявшаяся Ева сказала Адаму:
Отчего за грех,
Одним свершённый, будет род людской,
Невинный, совокупно осуждён?
Невинный ли? Что может от меня
Родиться, кроме с ног до головы
Растленных поколений, ум и воля
Которых, в непотребстве закоснев,
Не только станут грех мой повторять,
Но и к нему стремиться…
[958]
В поэзии великого Джона Мильтона целомудрие составляет высшую добродетель, а сексуальные отношения – смертный грех. В качестве змея-искусителя выступает женщина, соблазняющая нерешительных мужчин заниматься с ней половой жизнью. Если подойти к этому вопросу с позиций религиозной традиции, лирика Мильтона уходит корнями к святым отцам эпохи раннего христианства. И в этом плане «Комос», «Потерянный рай» и другие его шедевры ассоциируются с творениями Блаженного Августина, обряженными в проникнутые чувством вины поэтические одеяния.
Памела, Шамела
[959]
