Живым свидетельством того, каких высот могли достичь буддийские монахини в IV в., могут служить образы трех китаянок. В каждом случае победу одерживал их сильный и независимый дух, помогавший им преодолевать самые разные препятствия – от родительских амбиций до грубой силы, применявшейся при попытках надругаться над ними.
Ан Линшу удалось убедить своего отца в том, что жизнь в монастыре принесет ее семье больше чести, чем замужество. Как монахиня она удивляла современников мудростью и учеными толкованиями священных текстов. Кроме того, она построила монастырь «Основ мудрости» и несколько других святилищ, а также вдохновила сотни женщин на то, чтобы в подражание ей они посвящали себя религиозной жизни.
Положение Сенчи оказалось хуже, потому что, несмотря на ее протесты против выхода замуж, мать обручила ее втайне. Когда несогласная с этим невеста выяснила, что день свадьбы вот-вот настанет, она в знак протеста перестала есть и пить. Жених – верующий человек, в страхе за ее жизнь освободил девушку от данных обязательств. После этого Сенчи ушла в монастырь и так усердно там училась, что ее репутация тоже вскоре шагнула далеко за монастырские стены.
Если в предыдущих случаях целибат был инструментом для достижения более высоких целей, то в рассказе о Чисиен он играет центральную роль. Чисиен, добродетельная и на удивление красивая дочь судьи, вступила в буддийский орден. В обществе, требовавшем от дочерей соблюдения добрачной невинности, где религиозные монахини считали целибат предварительным условием спасения, она стала известна тем, что защищала свое целомудрие от порочного и похотливого государственного чиновника. Этот человек, ненавидевший буддистов, решил ее изнасиловать. Когда Чисиен стала ему отчаянно сопротивляться, взбешенный насильник нанес ей больше двадцати ударов кинжалом. Она потеряла сознание. В этот момент развратный чиновник ушел. Со временем Чисиен поправилась, ее непокорный дух одержал верх, а добродетель осталась незапятнанной.
Спустя шестнадцать столетий метафизическая важность целибата ни на йоту не утратила своего значения. Буддийские монахини и теперь продолжают соблюдать серьезные ограничения в отношении эротики. Чтобы помочь избежать ее опасностей и последствий, они стремятся скрыть свою женскую сущность под видом бесполого существа: бреют обольстительные волосы, фигуры их от поста напоминают мальчишеские. То, что оставалось от груди после суровой диеты, скрывала специально подобранная драпировочная ткань. Монахини ведут строго размеренный образ жизни, в котором большое внимание уделяется медитации, молитве и обрядам, а также периодическим постам, когда следует хранить молчание. Целибат необходимо соблюдать при любых обстоятельствах, наказанием за его нарушение служит изгнание из ордена.
Однако в Тибете, например, такой образ жизни, за соблюдением которого строго следили, не особенно ослаблял подозрения в сексуальности монахинь. Несмотря на недостаток или отсутствие свидетельств, среди мирян и теперь, как в прежние времена, достаточно широко распространены слухи об их порочных связях. Возможно, это определяется бытующим среди буддистов представлением о том, что женщины от природы похотливы, коварны и не заслуживают доверия, и потому их обещания хранить целомудрие кажутся неестественными и неубедительными.
Несмотря на скандальные настроения такого рода, о которых сами они, вполне вероятно, ничего не слышали, буддийские монахини находят в монастырской жизни много положительного – от возможности испытать состояние нирваны до успешной исследовательской деятельности, а также удовлетворения от наград за преподавание и проповеди. Они не считают, что целибат – один из самых важных обетов – особенно трудно соблюдать. Как очень многие другие женщины на протяжении прошедших столетий, эти монахини отрекаются от брака со всеми его тяготами и ограничениями в пользу монастырской жизни. Для них целибат представляет собой выбор в пользу свободы.
Буддийские монахи тоже дают обет и соблюдают целибат, хотя для многих из них это сопряжено с более напряженной внутренней борьбой. Подтверждения тому находятся в обширных записях начала XX в. о таиландском монашеском ордене тудонг, или Лесных монахах. Эти мужчины почти ничем не владели, спали в лесах или на кладбищах, а ели только раз в день. Иногда в сезоны дождей они находили прибежище в монастырях. Другие оставались там навсегда, но много времени проводили вне их стен, помогая сверх меры занятым крестьянам, часто родственникам, обрабатывать землю. Связи Лесных монахов со светскими женщинами не вполне соответствовали строгим положениям буддизма, предписывающим мужчинам и женщинам раздельное пребывание и предупреждающим мужчин о соблазнах, коими женщины устилают их путь. Вместо этого тайские монахи поддерживали с ними естественные отношения, даже занимались половой жизнью на традиционных лодочных гонках во время рисовых фестивалей. Инспекторы, посылаемые из Бангкока, постоянно докладывали, что скандалы в среде монахов не были редкостью.
Многочисленные свидетельства поддерживают точку зрения, в соответствии с которой тайские монахи считают, что эротика составляет существенно бо́льшую проблему, чем голод, болезни, социальное отчуждение и одиночество. Врагами здесь считаются женщины или, по крайней мере, непреодолимые желания, вызываемые ими. Ваен и Фэн, два странствующих монаха, вели жестокую борьбу против непроизвольного вожделения, возникавшего у них при встрече с обычными женщинами, которые вызывали у них страстные желания. Такие встречи, по словам одной беспокойной души, были «хуже тигра, медведя или злого духа»
[438]
. Когда Ваена охватывала сексуальная страсть, он усердно медитировал, потом постился и представлял себе, как его любимое тело разлагается. Фэн боролся один, безуспешно пытаясь освободиться от мыслей об определенной женщине, пока его духовный наставник не запирал его в комнате храма. Страдавший от безнадежной любви монах на протяжении недели медитировал. Потом, представив себе, что женщина должна была быть его спутницей в предыдущей жизни, он был в состоянии ее забыть.
Иногда страстные эротические желания возникали даже в отсутствии женщин. Проблема Ча заключалась в том, что ему навязчиво представлялись женские гениталии. Их образы он мог подавить лишь в результате напряженной медитации в одиночестве, в лесной чаще, куда уходил полуголым, обвязав вокруг талии рясу. Ему удавалось справляться со своими фантазиями, но на протяжении долгих лет его изводила периодически повторявшаяся похотливость, с которой ему приходилось бороться.
Порой случалось так, что обуреваемые страстями монахи не могли совладать со своими желаниями. В таких случаях некоторые из них становились мирянами и женились, других изгоняли из религиозного сообщества, третьи грешили тайком, украдкой удовлетворяя свои сексуальные потребности. Как ни странно, монахи старшего возраста ощущали себя жертвами собственных эротических чувств даже в большей степени, чем молодые люди, чьими наставниками они являлись. Один из учителей говорил, что особенно опасен возраст от сорока пяти до шестидесяти лет, когда стареющее тело восстает против неизбежного увядания, исключающего даже возможность получения сексуальных ощущений. Тогда, предупреждал он, случается так, что целомудренные монахи выступают против собственных тел. Иногда они уступают похоти и снимают с себя одежды священников – как в прямом, так и в переносном смысле. Это всегда порицается как мирянами, так и монахами, усматривающими в такого рода поступках человеческую деградацию, пародию на буддийские верования и монашескую чистоту.
