– Понимаю, понимаю, – самым благосклонным тоном изрек Джонатан Трейси, приподнявшись с неудобного табурета и снова усевшись на нем. Поправив полы серого пиджака и смахнув с коленей невидимую пыль, он продолжил:
– Конечно, у такой милой леди не может быть врагов. Видите ли, за последние три месяца это уже шестой известный нам случай в этом сомнительном притоне. – Полицейский снова состроил недовольную мину. – Ведь люди не всегда обращаются в полицию. Преступники банальны до омерзения, действуют дедовским способом, ни грамма фантазии. Однако они чертовски удачливы. Подсыпают в крепкий напиток жертвы двойную дозу КМ-N. Когда несчастный отключится, грабят. Последний раз у них случилась осечка. Вам стало плохо, началась рвота, вызвали врача. Они не успели ничем поживиться.
Я слушала и не верила своим ушам. Меня никто не обвинял. Непостижимым образом из преступницы я превратилась в жертву. Долой страхи! Катись ко всем чертям «Дознаватель»! Я ликовала.
– К сожалению, мы ничего не знаем о преступниках, – инспектор Трейси встал, подошел к окну, залюбовавшись открывавшимся из окон палаты видом. При этом он не переставал говорить. – Все свидетели прошли сканирование на ВMS-18. Увы, безрезультатно. Существует небольшая вероятность, что кто-нибудь из жертв бессознательно подметил важные мелочи. Проходивших мимо людей, соседей по барной стойке. Нас интересуют все вольные или невольные участники этих событий.
В последних предложениях я ощутила невнятную угрозу. Что-то меня смутило, и вскоре я поняла что именно.
– Вы уж не обессудьте, вам тоже предстоит сканирование памяти. Я понимаю, что это доставит массу неудобств. Вы и без того пострадали. Однако иного выхода у нас нет. Следствие должно убедиться, что вы не приняли наркотик самостоятельно. Это установленный законом порядок, нарушать который мы не в праве. Кроме того, следствие надеется получить от вас дополнительные сведения, которые, возможно, помогут нам разыскать грабителей.
Я молчала. Эйфория внезапно сменилась отчаянием, и все мои помыслы сейчас были направлены на то, чтобы убедиться правильно ли я расслышала слова полицейского.
Правильно!
Я ощутила странную внутреннюю слабость, потеряв способность отвечать, я могла только утвердительно кивать. Мысли разбегались, наступил вакуум, в котором «задыхался» мой разум. Я почти не слышала слов, с которыми ко мне обращались. Звуки доносились будто издалека.
– Мы проведем исследование так быстро, как позволит ваше состояние.
В ушах звенело.
– Мне уже пообещали подготовить детальный отчет касательно вреда, нанесенного здоровью…
С этими словами он обернулся и снова сочувственно посмотрел в мою сторону. Спрятал ручку и блокнот, протянул мне на прощание руку.
– Вижу, что утомил вас, вы даже побледнели, – с беспокойством сказал он. – Не буду больше беспокоить. Отдыхайте и набирайтесь сил. Надеюсь, мисс Вонг, вы скоро поправитесь.
С этим пожеланием он ушел.
Я осталась на месте с ноющей болью в сердце. Моя ладонь, которую он дружески пожал, горела, словно я неосторожно прикоснулась к раскаленной сковородке и получила ожог.
* * *
12 октября 2хх5 года
Яд подозрений отравляет душу постепенно. Редко, когда ему удается сделать свою работу быстро. И чем глубже он проникает внутрь, тем легче разъедает наш разум. Не знаю, когда я впервые заподозрила неладное. Наверное, первые сомнения возникли еще во время визита полицейского. Предубеждение, направленное против него, тоже, видимо, появилось не случайно.
Франц так и не объявился. Я покорно ждала трое суток, трусливо убеждая себя, что ничего страшного не происходит, опасаясь посмотреть правде в глаза. Всеми способами оттягивала момент прозрения, догадываясь, что оно будет болезненным.
Стать жертвой предательства страшно.
Несколько раз я вызывала учетную запись Франца и сразу нажимала «отбой», не решаясь идти до конца. Неизбежная необходимость этого стала для меня очевидной слишком поздно. Все попытки разыскать Франца или кого-нибудь из его друзей через всемирную сеть оказались бесплодными. Единственное, что в этой ситуации было вполне предсказуемо, так это однообразный ответ всех систем связи: «Аккаунты недоступны или удалены».
И прозрение, наконец, наступило!
А спустя еще два дня я с ужасом осознала насколько была слепа. Внезапно выяснилось, что я ничего не знаю о людях, с которыми проводила много времени и ради которых решилась на преступление. У нас не нашлось общих знакомых и друзей. Их биографии остались для меня тайной. Я ничего не знала про их семьи и тех, кто мог быть им дорог. Они искусно скрыли от меня свою настоящую жизнь. Легко обвели вокруг пальца.
Браво!..
* * *
Тягостные больничные дни медленно тянулись один за другим. Первым побуждением было бежать. Однако без лекарств я не продержалась бы и недели. Покинуть госпиталь сейчас стало бы равносильным самоубийству.
В какой-то момент у меня возникло понимание, что именно на мою трусость рассчитывал Франц. Он надеялся на мой побег. Огласке и громкому судебному разбирательству он предпочел бы незаметное исчезновение героини неудавшегося романа. Хороший психолог, Франц не учел один единственный фактор – отчаяние. Страх показаться в моем обществе при свидетелях сыграл с ним злую шутку. Не испугайся он навестить меня в госпитале, разберись в сложившейся ситуации, Франц понял бы насколько опасно оставлять её на самотёк.
Ненависть отравила мои последние дни. Лишившись будущего, я стала острее ощущать всю прелесть казалось бы незначительных мелочей. Тропический сад за окном превратился в моем представлении едва ли не в сказочный лес, а соседка по палате неожиданно обрела массу положительных черт. Вера, полагаю, немало удивилась бы, узнай, что незаметно для самой себя, стала моей лучшей подругой. Теперь я понимаю всю наивность подобных рассуждений, но в те проклятые дни от мысли, что скоро я всего этого лишусь, в моей голове зародился примитивный, но действенный план мести.
Я решила положить конец беззаботному существованию Франца, привыкшего жить за чужой счет. Заставить его, а вместе с ним всех компаньонов, постоянно скрываться, провести остаток жизни в бегах и страхе. Вот чего ни действительно заслуживали.
Мне даже не придётся ничего делать. Судьба не оставила мне выбора, и «Дознаватель-1» неизбежно станет моим палачом, но он же и отомстит за меня. Будучи не в состоянии лгать, я выдам своих бывших друзей правосудию, а их поимка станет делом времени.
* * *
Обывателю, вероятно, трудно представить, что означает жить постоянным ожиданием смерти. Существовать на грани умопомешательства. В те дни все мои побуждения сводились к единственному чувству – ненависти, и единственному желанию – мстить. Смерть оказалась частью моего плана, прежде чем я начала осознавать неизбежность уготованного мне конца. Его неотвратимость скорее успокаивала, чем пугала. Это был вполне закономерный финал неудавшейся жизни. Облегчение было столь велико, что я чувствовала себя вполне удовлетворенной и даже спокойной. Как смертельно больной, долго страдавший и ожидающий скорого избавления.
