– Это многое объясняет, – задумчиво проговорил Двинятин. – И даже то, что он пришел ко мне с рассказом про дневники.
А вот этого я не знала… Думала, что наш ксеноботаник сам доносом не побрезговал…
– Не думаю, что он сделал это по своей воле. Так же, как и Серов.
– Мария, вам, похоже, привычно разоблачать всемирные заговоры, – в своей насмешливо-саркастичной манере возразил Двинятин. – Но здесь вы явно сгущаете краски.
– Видите ли, ему слишком долго все сходило с рук. Плюс – вы уж простите – полное отсутствие дисциплины среди вашей команды гениев. Ну, и не могу не признать – следы он заметает виртуозно. У меня нет доказательств.
– Да кому – ему?! – экспрессивно воскликнул начальник экспедиции.
– Владису Комаровски, – ответила я. – В этой экспедиции он решил окончательно убрать с дороги Максимову. Ну, а поскольку вмешалась я – то и меня чужими руками.
Двинятин поверил мне сразу. Очевидно, он, общавшийся с аграрными академиками много дольше, чем я, тоже замечал что-то нетипичное для нормального коллектива.
– Это крах, – сказал он. – Комаровски – наш лучший ксеноботаник, что мы будем делать без него на Мьенге?
– Что-нибудь придумаем, – оптимистично отмахнулась я.
Меня гораздо больше занимал вопрос, как вывести мерзавца на чистую воду. И еще один – как он подавляет волю своих «пешек»?
– Ваш лучший ксеноботаник давно должен был пройти психокоррекцию, – заявила я. – Но пока мне нужно понять – как он делает то, что делает. И главное. Он должен быть уверен, что никто ничего не знает – кроме меня. Поэтому Аркашу нельзя изолировать, завтра – точнее, сегодня утром – все должно быть как всегда.
– Понимаю, – протянул Двинятин. – Баллы с Максимовой я не снял – благодаря вам, Аркадий избежит наказания – тоже благодаря вам… Вы, Мария, станете для него…
– Врагом номер один, – согласилась я. – И, очень надеюсь, что он решится действовать еще на корабле.
Потому что на Мьенге мне будет не до него.
– По поводу того – как, – начал Двинятин, – я попробую разобраться, в его работах обязательно должны быть хоть какие-то намеки…
– А я выделю закрытый канал для связи с Землей, – из-за двери появился Кейст. – Пусть тоже подключаются.
Я вздохнула. Нет, все-таки Кейст – секретчик. Мигом выхватил то, на что Двинятин – клянусь! – даже не обратил внимания. То, как полезен будет Секретной службе неизвестный пока препарат – или чем там гений Комаровски воздействует на окружающих?
Вернувшись в каюту, застала там Юльку. Она сонно сощурилась и пригрозила мне какими-то санкциями за безвозвратно испорченную ночь. Перевернулась на другой бок и безмятежно засопела. Я зашла в душ, с огорчением отметила, что синяки стали еще ярче, приобретая какой-то фиолетовый оттенок – кожа у Маши уж очень тонкая… И от души намазалась выданной Юджином мазью. Потом улеглась на койку и едва не проспала все на свете.
Первый раз в новом теле я не проснулась сама и вовремя. Юлька громко орала и тормошила меня за плечо – ей-е, рука опять болит! Да как…
– Вставай! Кому говорю!!! К тебе Юджин заходил, и Илья заходил, и… Что вообще было ночью?!
– Юджин… – простонала я, – что-нибудь принес?
– Вон там, на столе лежит. Что случилось, спрашиваю?
Я села и сразу потянулась к таблеткам. Проглотила обе, подняла глаза и выдала Юльке ту же версию, что и Аркаше.
– Я что, по-твоему, совсем дура? – спросила она. – Почему тогда Юджин т е б е таблетки принес?
– Понимаешь… Я пока Серова поднять пыталась, руку повредила, – и показала ей повязку на запястье.
– А на шее у тебя что? – обличающе ткнула пальцем Юлька.
– Что? – спросила я, надеясь на чудодейственные качества мази.
– Жир какой-то! Опять с масками экспериментируешь?!
Какое облечение… Я кивнула, и, получив от Юльки выговор за то, что новый рецепт был опробован без нее, отправилась умываться. Синяки… если знать, где искать, то найти можно. Но – лишь следы. Хорошая мазь, надо потом себе такую прикупить.
– А Двинятин зачем заходил?
– А… Не знаю, он не сказал, – смутилась Юлька.
Чем они при спящей мне занимались, раз наша бесцеремонная вдруг застеснялась?!
Обезболивание начало действовать, я без опаски надела комбез, который удачно скрывал и повязку на руке, и шею – на всякий случай, и, понукаемая переводчицей, пошла завтракать.
Команды за столом уже не было, да и студентов – немного.
– Наша героиня! – заорал Солнце при виде меня. – Как сама, Машка?
– Спасибо, Дрюнь, все хорошо, – сказала я скромно. – А где Аркаша? Ему уже лучше?
– Да что ему сделается? – удивился Кир. – А как он к тебе попал?
– Понятия не имею… Я его в коннекторе нашла без сознания. Испугалась очень, – и похлопала ресницами.
– Куда же он, интересно, шел? – задумчиво спросил Комаровски.
– Не знаю! – добавила экспрессии я. – Он лежал там, где пустая каюта, может, хотел в отсек команды пойти, может, плохо себя чувствовал после прыжка…
– Этот лось? Плохо себя чувствовал? – удивился Солнце.
– Ну, сознание же потерял, – вмешалась Юлька. – Не доставайте Машу, у нее была тяжелая ночь. Комаровски, Сетмауэр, Логинов, у вас, если не ошибаюсь, занятия вот-вот начнутся? Так что сидим? Кого ждем?
– Юля, так вас и ждем, – ответил, ухмыльнувшись, Комаровски. – Вы тоже сидите.
– Мне можно, – задрав нос, сказал Юлька. – Я – преподаватель. Совсем распустились, никакой дисциплины!
– Пошли, ребята, – поднялся первым Кир.
Хороший, все же, парень. И я, помнится, отложила на потом обдумать, что плел про него Солнце… И сейчас опять не до этого…
Когда Комаровски проходил мимо, я сделала вид, что неосознанно касаюсь шеи, и даже хотела покашлять, но… Не стала из опасений переиграть. Наблюдательному (а что наш ксеноботаник наблюдательный, сомнений нет) – достаточно.
Молодец Юлька, вовремя их спровадила, потому что едва мы остались в столовой вдвоем, запиликал вызов коммуникатора.
– Маша! Что это?
– А… это мне Афонасьев подарил, чтобы, если еще одного обморочного найду, сразу его звала, – ответила я и вскочила.
– Ох, Маша… – закатила глаза Юлька. – Хотя… С Афонасьевым я тебя понимаю.
Вызывали в капитанский отсек. Земля срочно желала пообщаться. Наверняка, по закрытому каналу.
Юлька быстро допила свой чай, и мы побежали каждая по своим делам. Просто… ходить в одиночку я пока считала нецелесообразным.
Кейст встретил меня нейтральным кивком головы. Я поздравила с выходом из прыжка (еще одна космофлотовская традиция, о которой Маша Петрова знать не могла) и прошла прямо к визору, где ждал ответа Проскурин.
