– Маша… Мария, все это правда?
Не знаю, что – все, но…
– Да, Михаил Андреевич. Нам очень нужна ваша помощь. Чем занимался Комаровски помимо своей основной специализации?
– Ничем, кроме ксеноботаники он не занимался. Мы уже подняли все материалы, ваша… твоя тезка сейчас просматривает все его запросы на ингредиенты и оборудование.
– А могу я попросить вас об одолжении?
– Да, – насторожившись, ответил ректор.
– Спросите у нее, когда она последний раз встречалась с Комаровски, и что при этом произошло.
– Маша! – крикнул ректор куда-то в сторону.
Там, куда он смотрел, было мое тело… И мне его видеть нельзя. И даже попросить Проскурина, чтобы дал Маше подзатыльник – нельзя. Прилетит-то не ей…
Я так надеялась, что вот сейчас, вот-вот, все станет ясно… Но Маша осталась верна себе. Проскурин озвучил ей вопрос, ответ на который мне не сообщили. Просто прервали связь. Я посмотрела на Кейста:
– Могу я подождать тут или…
– Не могу, а должна, – ответил он мне. – Я все еще отвечаю за твою сохранность, а по кораблю все еще бродит ваш умник.
– Но вы же понимаете, что рано или поздно мне придется с ним встретиться.
– Я понимаю, что если твоя тезка ответит на вопрос, встреча станет не нужна.
– Это даже я понимаю, – сказал муж, появляясь на пороге.
И посмотрел как-то… с нежностью? Ей-е, вот вам и вдовец! Мне что, пора ревновать к телу Маши??!
– Пойдем, мелкая, обговорим детали на экстренный случай.
Уфф… Отлегло… Он просто заботится о Маше, то есть, обо мне, то есть… Опять запуталась. И вообще, мужской интерес с его стороны я бы почувствовала сразу. Только… зачем мне об этом думать?!
Я встала и пошла следом за Афонасьевым, обещавшим каперангу за мной присмотреть. Неожиданно стало приятно, хотя… Он же не знает, что я – это я. Ненавижу секретчиков!
– Мелкая, я все понимаю, но, может, не надо так лезть на рожон?
– Да я не лезу, – попыталась ему возразить.
– Не спорь со старшим по званию! – прикрикнул муж.
Ну, это он зря. В званиях мы с ним как раз равны, и на Земле он так никогда не… Ну вот, опять. Соберись, Мария!
– Почему у тебя нет имплантов?
– Это было главным условием допуска на Мьенг, – пояснила я так, как поняла сама.
– Хотя эти импланты, – его глаза остановились на каком-то предмете в дальнем углу каюты, – тоже не спасают. Пожалуйста, помни об осторожности.
Хотела ответить расхожей фразой, мол, осторожность – мое второе имя. И не смогла. Врать ведь можно кому угодно, но не себе. А сейчас, почему-то, и ему. На эту тему вообще стоит задуматься. Одно дело, когда ты знаешь, что тебе всегда прикроют спину. Другое, когда ты в чужом слабом теле, которое даже не способно защититься от насилия. И это приводит в бешенство!
– Слышишь, мелкая?
– Да.
За неимением других возможностей, похлопала ресницами. И пообещала – и себе самой тоже – что буду помнить. Муж вроде бы поверил.
– Хорошо, что ты в комбезе. Спрячь в карман.
Он протянул мне довольно крупное по нынешним меркам – диаметром с сантиметр – биолокационное устройство. Я взяла, хотя… Смысл? Они все равно будут отслеживать меня с помощью ИИ.
– И коммуникатор сразу переведи на передачу, – продолжал наставлять меня муж. – И вообще…
Слушать его было почему-то тягостно. Теперь я уже ни на миг не забывала, что нахожусь в чужом теле. Вот провожал бы он так на операцию настоящую меня? Скорее всего, нет.
– …моя бы воля, запретил вам, девкам, даже думать о такой работе!
Ну вот, я была права. Хотя раньше моя работа не вызывала у него такого негатива, в мужском шовинизме Андерсен замечен тоже не был. И я спросила:
– Почему?
– Жили б дольше. Или просто – жили, – сказал он с горечью.
Развивать тему я благоразумно не стала. Тем более, что взгляд мужа стал совсем мрачным. Ей-е, если я без потерь выберусь из этой передряги, Бьоргу придется ответить на пару вопросов, а Секретной службе… Ладно, до этого надо еще дожить.
Спас меня вызов. Проскурин опять был на закрытом канале.
– Ну что? – нетерпеливо спросила я у академика.
– Тут… Маш, такое дело… У Марии истерика, мы вызвали медиков, и…
Медиков, ей-ё! Истерика лечится просто – одной пощечиной, и я не верю, что Бьорг об этом не знает.
– Скажите нашему общему знакомому, чтоб…
– Он поехал с ней, – перебил Проскурин.
Ах, еще и поехал… Гад! Просто не хочет делиться со мной информацией!
– Что-то по работе Комаровски…? – спросила я с угасающей надеждой.
Предсказуемо – ничего. Ну ладно, все равно я особо и не рассчитывала.
– Но мы продолжаем поиски, – заверил меня ректор. – Последний запрос, который он делал на материалы, касался киякурру пятнистой и астрезии крупноцветковой…
– Что это?
– Малоизученные растения с Кридона, спутника…
Спутника Хризы, четвертой планеты Стайпрея. Сказать, что мне что-то стало яснее? Не могу. Я же не ксеноботаник. О!
– Можно попросить ваших ксеноботаников провести стандартные исследования этих растений?
– Комаровски забрал последние образцы. Теперь только ждать, когда поступят новые.
Бардак там у них, в Первой Земной!
– Мария… – в интонациях академика появились просительные ноты. – Если можно, сделайте так, чтобы Комаровски все-таки попал на Рай…
Все ученые – маньяки. И Проскурин – не исключение. Я постаралась кивнуть так, чтобы не выдать своих мыслей. «Сделайте, Мария». Как, спрашивается? Откуда мне знать, что придет в гениальную голову Комаровски на огромной планете, где мне просто некогда будет за ним следить?!
Да и вообще, неизвестно, когда он решит разобраться со мной. И что мне такого сделать с целью подтолкнуть его… под локоть? Еще полтора дня, две ночи, и мы прилетим. Времени совсем мало. Что может сделать женщина, чтобы гарантированно вывести мужчину из себя, учитывая то, что он не ее мужчина?
Начнем с очевидного. Пренебрежительно отозваться о его увлечении – будь то любительский или профессиональный интерес. Сработает ли это с Комаровски? Вот на обеде и узнаем. Ну а потом… Как сложится.
Перед обедом я поймала Дегри – пора выводить парня из игры – и предупредила, что мы с ним теперь играем не в любовь, а в ссору.
– А как? – удивился он.
– Сделай вид, что ты обижен на меня, и просто молчи.
– Я не умею, – ответил он.
