Было так странно смотреть на вполне самостоятельную девушку, которую я больше месяца видела только своим отражением. Она двигалась, разговаривала, улыбалась – но наяву, а не в зеркале.
Мы, конечно, виделись с ней сразу по прилету студенческой экспедиции – под присмотром душевного доктора Марка. Возврат в свое тело я помню плохо, потому что все-таки потеряла сознание. Хоть и была готова увидеть себя в версии 2.0, но психоматрица не сразу отождествила себя с откорректированной внешностью.
Фрезер сделал ставку на психоматрицу Машеньки, и не прогадал. Именно она нас обеих и вернула. По изначально занимаемым телам. А поговорить мы так и не поговорили. Прошло каких-то пять дней, и вот мы сидим в ее уютной кухне и пьем монгольский чай.
Она все еще не восстановилась до конца, и я, на правах старшей, то подсовываю ей толстенный кусок пирога с вареньем из экспериментальной вишнетыквы, то подливаю дополнительную порцию глюкозофруктозного сиропа.
– Да не хочу я, – отмахивается Машенька. – Слушай, Юлька выбрала себе такое платье, – она качает головой с выражением тихой зависти. – А мне, даже с премией от секретчиков, не хватает на…
– Сколько не хватает? – деловито спрашиваю я.
И кстати… Подарок-то Юльке должен быть от меня! Маша в курсе – в общих чертах, чтобы не удивлять подругу редкостной беспамятностью. Что бы подарить невесте Двинятина, чего нет у дочери первого советника посла Земли в Стайпрее?
– Маша, я оставлю тебе денег на подарок – ты же лучше знаешь Юльку, – пытаюсь переложить проблему на ее плечи.
– Да, – смеется она, – знаю. Для нее лучшим подарком было бы купить платье на Амодикее. И слетать туда на медовый месяц.
– Помню, – улыбаюсь я. – На этой почве у них с Двинятиным едва не случился первый семейный скандал.
Мы перебираем все более-менее значимые для Юльки вещи и останавливаемся на украшениях. С Амодикеи я свяжусь с Машей и отправлю ей ювелирный каталог, а потом – экспресс-доставкой – то, что мы сочтем наиболее подходящим для Юльки.
На самом деле именно она договаривалась о работе в земном посольстве для бывшего капитана УВБЗ. Со своим отцом – первым советником посла. Сподвиг ее на это Клаус, не погнушавшийся обычного шантажа. Он пообещал, что покажет Двинятину переписку «Юлы» и «Птицы Зуна», если означенная «Юла» не прекратит ломаться, как сдобный пряник. Напротив, если Юлька сделает все быстро и получит от отца положительный ответ еще до нашего возвращения на Землю, Клаус – так и быть – отвезет ее в вожделенный Ариденн.
Я, как лицо заинтересованное, помочь ей ничем не могла. Только посочувствовать и в очередной раз задуматься о тайне переписки, все-таки секретчики в чем-то правы, используя старинный «бумажный» способ. Хоть Клаус доказал и его ненадежность, но… Все зависит от того, как уничтожать улики. Карту памяти при всем желании не проглотишь, а вот бумага – очень хорошо горит.
По итогам переговоров Юлька в Ариденне побывала, но Клауса так и не простила. Даже когда он торжественно при ней разломал карту памяти на несколько крохотных частей. И ворчала всю обратную дорогу, что у Маши странные друзья – то дикарь, даром, что советник посла, то какой-то бывший капитан-безопасник – женщина. И это при том, что рядом отличные парни, не говоря уже о команде сэзэ.
С командой сэзэ было непросто. Беня и Юджин никак не могли понять, отчего я вдруг резко переключилась на студентов. Андерсен… Тот и вовсе… И хотя я знала про их совместный с Клаусом план, смотреть, как он обхаживал Анастази, с каждым часом полета становилось все труднее. И «мелкой» звал только Леру…
– Маш, Маш, – теребит меня Машенька. – Ты опять не слушаешь! Сай Дже и Лоонг разводятся, представляешь?!
Вот удивила-то… С кукольным мальчиком и так все понятно. Гораздо больше я беспокоюсь, как дела у Тулайковой.
– Лена на седативных, – грустным голосом отвечает сердобольная Машенька.
Еще бы… Как Леночка бросалась на Андерсена с Беней, отправлявших ее драгоценного Владиса на психокоррекцию прямо с посадочного модуля… Меня даже посетила мысль, что ей и самой не помешает медицинское вмешательство. Но светила медицины решили ограничиться только успокоительными… А им, как известно, виднее.
– Она даже не смогла вовремя сдать отчет о практике. Мы с Таней доделывали по ее заметкам.
– Ты сама-то не переживай так сильно, – успокаиваю я. – Или ты считаешь, что надо было позволить Комаровски и дальше проводить эксперименты на людях?
– Нет, – Машенька даже вздрагивает. – Но Лену все равно жалко.
– А что остальные? – спрашиваю я.
Интересуют меня, конечно, Машины одноклассники.
– Паша, Миша и Аркаша все рвались к Комаровски… Таня им два дня проходу не давала – нельзя бить больного – а они…
– Из соображений человеколюбия? А я до сих пор жалею, что не врезала, – признаюсь я.
– Я – тоже, – твердо говорит Машенька. – Прости, я же не помнила ничего. Мне Марк Геннадьевич потом объяснил, что эти препараты, оказывается, после использования вызывали кратковременную амнезию. Я вспомнила все, что делал Комаровски, только оказавшись в твоем теле, иначе… это никак невозможно.
Я накрываю ее руку своей. Видно, как нелегко ей дались эти воспоминания.
– Ничего, Маш, теперь все в прошлом.
– А ты… ничего не хочешь мне рассказать? – с трудом переключается она.
– Нет. О чем? – я с преувеличенно наивным видом хлопаю ресницами.
– Ну, хотя бы о том, почему все считают меня девушкой Сетмауэра? – улыбается тезка.
– Все? – переспрашиваю я. – И ты?
– Я? – она не секунду задумывается. – Как я могу быть его девушкой, если…
– Если что? – допытываюсь я.
– Если мне от него… ничего не нужно, – выкручивается она.
– Почему? Может быть, ты боишься серьезных отношений?
Что мне нравится в Машеньке – она никогда не отвечает на подначку или завуалированный вызов.
– Чтобы получились отношения, важно наличие двоих, я права?
Я киваю. Еще бы!
– А никаких двоих нет, – она дурашливо разводит руки в стороны. – Даже если бы я захотела…
– Да если бы ты захотела, – перебиваю я, – любой бы был у твоих ног!
– Любой, но не Кирилл, – возражает она. – Странно, видит меня насквозь, но почему-то терпит… заботится… Представляю, как я ему противна!
О, да тут налицо обоюдное фатальное недопонимание… Придется поработать переводчиком.
– Маш, ты ему очень нравишься.
– Да ну тебя, – отмахивается Маша. – Он серьезный, а я такая… легкомысленная.
– Он поделится с тобой… ответственностью, – улыбаюсь я.
– Маша!
– А ты не пробовала с ним поговорить?
