– Я и так знаю, что он обо мне думает.
– Ты такая же наблюдательная? Ведь он – единственный, кто меня раскусил.
– Правда? Ну, тогда понятно, почему он стал твоим парнем.
– Эй, я совсем не это имела в виду! Просто он очень хорошо знает тебя. Знает даже то, что от музыки ты плачешь. И не в состоянии петь, если ты в слезах.
– Это он сам сказал?
– Выдал под пытками, – повторяю я понравившуюся фразу Клауса.
– Странно… А я всегда думала… – смущается Маша.
– А я всегда думала, что людям надо разговаривать друг с другом – особенно в том случае, если они стремятся к взаимному пониманию.
– Не уверена, что разговоры помогут, – опять отмахивается тезка.
Зато, кажется, я знаю, что поможет точно. И если Кир действительно дорожит своей любовью, он должен попытаться.
На следующий день, когда Маша уходит на работу, я отправляюсь искать Кира. В общежитии на меня смотрят странно, но когда меня смущали подобные мелочи?
По дороге встречаю Лоонга Тхао в обнимку со своей Сай Дже – видимо, слухи о разводе сильно преувеличены.
– Молодые люди, подскажите, как мне найти комнату Сетмауэра?
– Чуть дальше и направо, – отвечает кукольный мальчик, окидывая меня изучающим взглядом.
– Только его нет, – продолжает его жена. – Он на репетиции, и мы с Лоонгом можем вас проводить. Мы же идем туда? – вопрос адресован уже супругу.
– Да, конечно, – Тхао улыбается нам обеим.
Далеко идти не нужно – только спуститься в подвал. Большой, хорошо отделанный репетиционный зал со множеством музыкальных инструментов. Про их назначение я могу только догадываться. Хоть и видела некоторые в руках у ребят. Тхао прикладывает палец к губам, но наш приход сразу замечают.
– Тхао, это мама Сай Дже? – шепчет Дегри, мучающий гитару.
Отлично, значит, он все-таки заменит в группе Комаровски!
Подавляю в себе желание двинуть нахала по лбу, мило улыбаюсь и хлопаю ресницами – точь-в-точь как Машенька. Выручает опять Сай Дже:
– Кирилл, эта дама хочет с тобой поговорить.
– Со мной? – удивляется Кир.
Да, мой мальчик, с тобой. Я обещала, что мы познакомимся. И если я буду ждать до свадьбы, она рискует вообще не состояться.
– Кирилл Сетмауэр? – строгость в общении ему не повредит. – На минуточку.
Разворачиваюсь и выхожу за дверь. Через мгновенье он присоединяется ко мне.
– Здравствуйте, вы действительно ко мне?
– Действительно к вам. Передать привет от Маши Петровой и сообщить, что сегодня вечером она приглашает вас в гости. Гитару иметь с собой – обязательно.
– Но…
– Дорогой мой, ну совесть-то есть? Все уверены, что Маша – твоя девушка, а ты после прилета ни разу к ней не зашел! – возмущенно говорю я. – На Мьенге спали вместе, на сэзэ из каюты не выходили, а на Земле – ни разу не встретились? Стихи готовы?
– Какие… стихи? – все еще не понимает Кир.
– Для Машки, конечно! Хотя, знаешь, лучше будет спеть ей… ту песню, что сочинили тогда на Мьенге. Ей обязательно понравится!
– Это… ты?! – спрашивает он, смешно округлив глаза.
– Петрова Мария Александровна, – соглашаюсь я.
– Но ты все равно не настоящая, – вздыхает Кир.
– Как это? – возмущаюсь я. – Самая настоящая, можешь потрогать!
И протягиваю ему руку.
Вечером я, вовремя подсуетившись, оказываюсь в гостях у Юлии Маникевич. Переводчица сначала смотрит настороженно, но вскоре перестает удивляться, потому что теперь я представляюсь той самой ненормальной подругой Машеньки, бывшей безопасницей, которая будет работать в посольстве вместе с Маникевичем-отцом. Мне крайне важно знать о стайпах не просто все, а даже больше. Я забрасываю ее вопросами, и даже пытаюсь заучить несколько общеупотребительных фраз.
– Я дам тебе мнемоническую карту, – наконец вздыхает переводчица.
С ней легко, и, узнав о том, что к Машеньке в гости пришел Кир, она даже предлагает мне переночевать.
– У меня там сумка и вещи, – сетую я. – Поднимусь на минуточку…
Юлька машет рукой. Ей самой все давно про Машу с Киром ясно. А вот мне… хотелось бы убедиться. Но беззвучно возникнув на пороге, я понимаю – надеялась не напрасно, потому что слышу негромкий проникновенный голос Кира:
Пусть я не разгадал чудес, только знаю наверняка
У нее в душе темный лес, у меня – лесная река.
В ночь, когда и надежды нет, я ломлюсь в ее бурелом
И бреду на призрачный свет, удивляясь, откуда он
И не веря ни в рай, ни в ад, в темной чаще ищу ответ,
Но всегда возвращаюсь назад, не дойдя до места, где свет.
А когда в голубом далеке солнца круг еще не высок
Ты выходишь к моей реке и ступаешь на мой песок
Я смываю твои следы, я все ближе день ото дня
Жаль, что ты боишься воды и не можешь проплыть меня
И когда под вечер закат разукрасит своды небес
Ты подаришь последний взгляд и уйдешь в свой сумрачный лес.
Видно дан мне удел такой, не считая ни дней, ни лет
Сквозь тебя проплывать рекой, удивляясь, откуда свет.
А. Макаревич
Я так же тихо разворачиваюсь и ухожу. Теперь все зависит только от них самих.
* * *
– Улетела?
– Будто ты не знаешь.
– Вернется?
– Надеюсь.
– Помощь нужна?
– Спасибо. Ты уже и так помог.
– Да не переманивал я твои кадры. Своих хватает.
– Вот и разберись со своими. Что там они за ставки на моих делают.
– Что, завел себе новую прослушку?
– Ты от вопроса не увиливай.
– А ты имеешь что-то против здоровой конкуренции?
– Ставку «переспит – не переспит» ты называешь здоровой конкуренцией?
– Мальчиков можно понять – твоя девочка… просто конфетка.
– И ты ее не получишь.
– Да ладно, ладно. Но помни про договор – если мне понадобится, ты обещал ее содействие.
– А ты обещал не трогать ее семью. И придержи своего аналитика.
– Она уже получила выговор. Но согласись, ситуация с Афонасьевым просчитана блестяще.
– Нормально просчитана. Трудно ждать другого от правильного мужика.
Два генерала – секретчик и безопасник, не прощаясь, одновременно свернули окна видеосвязи на своих мониторах.
* * *
Прошел месяц после моего прибытия на Амодикею. Я постепенно обжилась в посольстве, обзавелась новыми знакомствами, приятелями и недоброжелателями – куда ж без них. К последним относились начальник службы безопасности посольства, которому я должна была давать советы в «особых ситуациях», и советник по культуре. Так что я могла гордиться – мне удалось объединить представителей вечно враждующих организаций.
