Казалось, Дон получает удовольствие от моего возмущения.
— О, теория магии не может быть белой или черной, — тонко улыбнувшись, пояснил он с усмешкой превосходства, вызвавшей в моей душе целую бурю. — Теория одна, и именно ее я тебе излагаю. А применение этой теории разное. И о применении мы сейчас говорим. Я говорю о том, как полнее попробовать жизнь, а если тебе интересно, в чем состоит твоя задача, обратись к Алексу.
— К кому? — переспросил я удивленно.
— Алекс тоже маг, как и я… правда, окраса противоположного. Он — мой основной соперник в этой реальности, — Дон помолчал и вдруг добавил с совершенно другой интонацией: — И запомни, Стас…
Голос его зазвучал вкрадчиво, почти ласково, и этот медовый тон буквально парализовал меня:
— Да? Что запомнить?
— Ты свой выбор сделал. Если вздумаешь перейти на другую сторону… или не станешь исполнять моих… м-м… советов… ты пополнишь ряды моих личных рабов.
Я похолодел.
— Так эти слуги… — язык плохо слушался меня, на лбу выступила испарина. — Эти слуги… это твои бывшие ученики? Не оправдавшие надежд?
Он улыбнулся одними губами, взгляд черно-зеленых глаз оставался неподвижным и мертвым:
— Да. И поэтому повторяю вопрос: хочешь ли ты сыграть в азартную игру, в которой ставкой станет твоя жизнь?
И я понял, что выбора мне не оставили. Я не могу ответить нет… Уже — не могу.
* * *
Весь остаток дня я провел в нервном ожидании. Что подразумевал Дон? Какую интригу задумал? Наверное, свой вариант русской рулетки, когда револьвер заряжают всего одной смертоносной пулей, крутят барабан и приставляют дуло к виску… И — как повезет! При мысли о том, что несколько часов спустя мне придется нажать на спусковой курок и с леденящим ужасом ждать смерти… и мечтать услышать сухой щелчок… при мысли об этом меня начинало тошнить. Никогда в жизни, никогда я не испытывал подобного страха!
Даже за обедом я потерял изрядную долю аппетита и сумел впихнуть в себя только кусочек жареного мяса и немного тушеной моркови. Должно быть, мое настроение отразилось в выражении лица, так как Дон, приступая к омлету, с деланной заботливостью осведомился:
— Тебе нездоровится? Ты плохо выглядишь и почти не ешь.
Я поднял на него полный ненависти взгляд. Вот лицемер! Как будто не понимает причины моего дурного расположения духа!
— Ты тоже не ешь, — хмуро отметил я, не ощущая в себе способности по-настоящему огрызаться.
Дон улыбнулся:
— Я всегда мало ем, если ты обратил внимание.
Что верно, то верно! Я и раньше удивлялся, как Дон умудряется противостоять соблазнам. Да и зачем?
— Странный из тебя черный маг, — пожал я плечами, хмуро глядя в тарелку и размышляя о том, смогу ли проглотить еще хоть кусочек. — Ничего не ешь, мало пьешь, развлекаться — не развлекаешься…
— Черная магия, по-твоему, исчерпывается только этим? Да и потом, с чего ты взял? — спросил Дон, умело орудуя ножом и вилкой. — Говоришь с такой уверенностью, словно следил за мной.
Я немного растерялся.
— Ну, то, что ты не ешь, я вижу, — наконец проговорил я, старательно выбирая слова. Не хватало еще задеть или обидеть моего загадочного друга. — А развлечения… Ты никуда со мной не ходишь.
— Ты знаешь, сколько мне лет? — неожиданно поинтересовался Дон. Я отрицательно покачал головой, не понимая, куда он клонит. — Много. Очень много. Гораздо больше, чем ты полагаешь. Я, знаешь ли, несколько утратил вкус к пище. Я слишком много экзотических блюд перепробовал, выпил огромное число коктейлей и вин, и теперь еда для меня — просто энергия для тела. Редко, очень редко, я могу по-настоящему насладиться ее вкусом. Иногда я почти жалею об этом…
— Это касается и других удовольствий? — скорее сказал, чем спросил, я, отодвигая в сторону тарелку. Мысль о грядущем вечернем «развлечении» не давала покоя, и есть я попросту не мог.
Дон несколько минут хранил молчание, сосредоточенно поглощая хорошо прожаренный бифштекс.
— Пожалуй, что да… Ты прав, на данном жизненном этапе мне приносят радость другие вещи.
— Какие же?
— Позволь не ответить, — тонко улыбнулся он и указал вилкой на миску с овощным салатом. — Ешь, набирайся сил! Вечером тебя ждет веселое мероприятие, надо быть в форме!
Ах, чтоб тебя!
— Я в форме, — процедил я сквозь зубы и отвернулся.
* * *
Было около десяти вечера, когда в дверь моей комнаты постучали. Разумеется, ночным гостем оказался Дон — впрочем, я уже поджидал его.
— Привет, — поздоровался черный маг, с легкой улыбкой разглядывая меня — я сидел у окна, напряженный, словно сжатая пружина, и тщетно старался успокоиться. — Готов?
Я нашел в себе силы лишь на короткий кивок. Поднялся, плотно запахнул сюртук, натянул берет… Я знал, что стиль одежды в любом случае немного изменится, подстроившись под моду той реальности, в которой мы очутимся. Поначалу это пугало меня, потом забавляло, но, в конце концов, я стал относиться к данному явлению совершенно спокойно и почти так же равнодушно, как и Дон. Ко всему привыкаешь…
Мой провожатый оделся в излюбленный черный плащ, — я успел убедиться, что это его одеяние практически не меняется от реальности к реальности. Дон вообще отдавал предпочтение темным вещам строгого покроя и лишь в редких случаях позволял себе украсить ворот тонким серебряным шитьем.
— Кстати, сегодня я познакомлю тебя с моей ученицей.
Я в этот момент пристраивал к кожаному поясу с серебряной пряжкой огромный кинжал, чей искусно сделанный эфес посверкивал несколькими крупными рубинами и одним изумрудом.
— Что? — я поднял голову и изумленно уставился на Дона, мне подумалось, я просто ослышался. — Я полагал, у тебя больше нет учеников…
— Есть, — возразил маг. — Милая девочка эпохи средневековья. Инквизиция пару лет назад чуть было не сожгла ее как ведьму на костре. Беллу приговорили к аутодафе.
Я сглотнул:
— Ты ее спас?
— Да, от смерти на костре — спас… — лениво кивнул он. — И решил подучить… чтобы было за что сгорать в пламени!
Он хохотнул, и этот сухой смешок напомнил мне выстрел, и мысли опять вернулись на круги своя. Я зябко поежился:
— Ты так зло это сказал… а в чем Белла была виновата? За что ее преследовала Инквизиция?
Дон раздраженно, как мне показалось, повел плечом:
— За что? За красоту, дерзкий нрав, острый ум и тягу к знаниям! Она принадлежит к древнему аристократическому роду, вся ее жизнь — на виду…
— Понятно… — пробормотал я и тяжело вздохнул: — Что ж, познакомлюсь…
«Если останусь жив» — добавил я мысленно.
