Дело было за малым. Нужно отправиться в Сиань и обследовать эти самые пагоды. Однако сделать это при своем теперешнем положении император никак не мог. Он был почетным узником, которому категорически воспрещалось покидать территорию своей роскошной тюрьмы.
«Что ж, подождем», – с конфуцианским спокойствием рассудил Гуа-жэнь – «Единственный человек» Срединного государства.
На исходе 1924 года лишенный престола владыка лишился и наследственного прибежища. Республиканские власти по инициативе генерала Фен Юйсяна приняли решение о пересмотре «Льготных условий для цинского двора» и изгнании бывшего императора из дворца Гугун.
«Императорский титул императора великих Цинов Сюаньтуна, – гласила бумага, присланная исполняющим обязанности премьер-министра Китая Хуан Фу, – отныне упраздняется навечно. Согласно третьему пункту «Льготных условий», цинский двор сегодня покинет дворец».
Для того чтобы Сын Неба и его двор убрались из Запретного города, им было выделено три часа.
– Это невозможно! – метался по комнате государь-изгнанник. – А как же быть с моим имуществом? Как быть с императорскими наложницами? Позвоните англичанам, Джонстону!
– Телефонные провода перерезаны!
– Пошлите за его высочеством, князем Чунем! – вспомнил император об отце. – Он обязательно найдет выход, он договорится с бунтовщиками!
Цзай Фэн, князь-регент и брат покойного императора Гуансюя, вероломно отравленного злобной Цыси в 1908 году, пользовался большим авторитетом у республиканцев. К его мнению прислушивался сам президент.
– Не стоит так волноваться, ваше величество, – успокаивала мужа императрица Вань Жун.
Сюаньтун раздраженно окрысился на нелюбимую супругу. Они поженились, когда им было всего-то по шестнадцать лет. Император уступил настояниям озабоченных его холостым положением тетушек. Ему предложили четыре фотографии и он, практически не глядя, так как все кандидатки показались ему одинаковыми, взял и поставил карандашом кружочек на первом попавшемся снимке. Семейная жизнь не задалась с первой же брачной ночи, которую молодой супруг предпочел провести в одиночестве. И впоследствии император редко наведывался ночами в покои императрицы. Иногда он приходил к ней, просто так, поболтать, и через короткое время вновь уходил.
Прибывший во дворец Цзай Фэн, он же великий князь Чунь, печально посмотрел на сына и, опустив плечи, словно от непосильной ноши, выдавил из себя:
– Нужно… подчиниться… указу.
Вскоре двор облетела ошеломляющая новость: император дал согласие покинуть Запретный город. Теперь оставалось только побыстрее собрать и уложить вещи, а то срок ультиматума истечет, и нагрянут войска.
Унести удалось немногое. Однако бесценный манускрипт с планом Сын Неба не забыл, как будто бы чувствуя, что, наконец, приходит время вплотную заняться поисками драгоценных вещей Юя.
Сначала император обосновался в Северной резиденции князя Чуня, находившейся в столице на берегу озера Шичахай, а в феврале 1925 года он бежал в Тяньцзинь, где целых семь лет прожил на территории японской миссии. За эти годы Сюаньтун потратил много денег и драгоценностей на подкуп военных разного уровня, надеясь на их помощь при восстановлении монархии.
Несколько раз он посылал специальных эмиссаров и в Сиань. Безрезультатно. Все они были изловлены гоминдановцами и расстреляны, как иностранные шпионы. Хорошо еще, что богдыхан догадался снабжать их не настоящим планом, а копиями. Сам свиток по-прежнему хранился в том же месте, где и был найден. Внутри золотого цилиня. Этот ритуальный сосуд относился к тем немногим фамильным реликвиям, с которыми император поклялся не расставаться ни при каких условиях.
Сюаньтун все порывался отправиться в Сиань собственной персоной. Уж кому-кому, а Сыну Неба точно должно повезти в поисках. К счастью, Пу Цзэ, посвященному в подробности этой авантюры, удалось отговорить брата от безумного шага.
Новые попытки отыскать сокровища Юя были предприняты Шэн-чжу – «Августейшим владыкой» уже в средине тридцатых годов, когда он стал монархом созданного японскими агрессорами марионеточного государства Маньчжоу-Ди-Го.
Страна, измученная интервенцией и сварами между Гоминьданом Чан Кайши и Народно-освободительной армией Мао Цзэдуна, представляла собой развороченный улей. Или омутом с мутной водой, в которой удобно было ловить рыбку.
Император женился во второй раз. На сей раз его избранницей стала семнадцатилетняя девушка из старинного маньчжурского рода. Тань Юйлин терпеть не могла японцев, о чем открыто говорила супругу, осыпая его упреками в излишней мягкотелости и податливости.
– Что ты стоишь перед ними навытяжку и козыряешь, словно дрессированный медведь?
Сюаньтуну нечего было возразить. Что правда, то правда.
Согласившись в 1931 году возглавить Маньчжоу-Го, он полагал, что это будет началом возрождения монархии во всей Поднебесной. Но годы шли, а о возвращении в Запретный город можно было только мечтать. Японцы не предпринимали никаких решительных действий для полного и окончательного очищения страны от гнусных республиканцев. И все кормили «союзника» сладкими обещаниями да манили призрачными надеждами.
– У меня есть план, – как-то поделился император сокровенным с Тань Юйлин.
Вместе они до мельчайших деталей разработали операцию.
Сюаньтун сказался больным, чему поверили и японцы, и придворные, ибо в последнее время здоровье монарха и впрямь сильно ухудшилось. После приезда в столицу Маньчжурии Чанчунь он пристрастился к чтению книг о дьяволах и духах. Вычитав из теологических трудов, что все живое происходит от Будды, император почти перестал есть мясо, полагая, что оно – результат трансформации его же предков или родственников. Богдыхан запретил убивать мух, разрешив слугам только выгонять их из комнат. Из-за постов, молитв и многочасовых созерцаний он сильно ослаб и даже порой терял сознание.
Тань Юйлин переселилась в покои супруга, заперлась изнутри и строго-настрого запретила кому бы то ни было видеться с государем вплоть до его окончательного выздоровления.
А сам Сын Неба в это время уже находился на пути в Сиань.
Никогда и никому, кроме, разумеется, Тань Юйлин, он не рассказывал об этой кошмарной поездке. Несколько раз Сюаньтун находился на грани гибели. И не потому, что в любую минуту мог быть опознанным и схваченным республиканцами. Его официальные портреты мало походили на оригинал.
Нет. Просто император фактически никогда до этого не сталкивался с реальной жизнью. Он ничего не умел и не знал даже самых элементарных вещей. Например, как попросить в ресторане принести обед. Чуть было не обратившись к официанту в привычной манере с употреблением особого личного местоимения «чжэнь» («мы»), применяемым только для обозначения особы императора, владыка поспешно закрыл рот и буквально сбежал из ресторана.
Не удивительно, что через два дня злой и голодный незадачливый монарх вернулся в Чанчунь, так и не доехав до Сианя. Он не добрался даже до границы Маньчжоу-Го. Тань Юйлин ничего не сказала горе-путешественнику. Только тихо заплакала у него на плече, наблюдая, как Сюаньтун, позабыв о своем воздержании, уплетал огромный кусок копченого свиного окорока.
