Соломон крепко обнимал меня, пока я вытирала слезы внутренней стороной рукава-колокольчика. Я думала о том, как выгляжу в данный момент, и была очень благодарна Соломону, внушавшему мне мысль о моей привлекательности.
Колесница остановилась, мы выпрыгнули из нее и побежали по лестнице, ведущей к внутреннему двору храма. Соломон позвал первосвященника. Мы встали между двумя белыми колоннами, пока изумленный священник прочел импровизированные молитвы и попросил нас подписать кетубах – брачный контракт, в котором Соломон обещает беречь, уважать, поддерживать и содержать меня со всей преданностью.
Затем первосвященник объявил нас мужем и женой. Соломон снял со своего пальца золотое кольцо и надел его на мой палец. И, как по волшебству, оно идеально подошло по размеру к моему безымянному пальцу на левой руке. Я услышала скрипящий звук и увидела удода, кружащего над нами. Могу поклясться, что он улыбался.
Соломон приблизился ко мне совсем близко и произнес:
– Любовь моя, моя невеста, я никогда не оставлю тебя. Наши души всегда будут вместе, и я буду беречь тебя, сегодня и всегда.
Он закрыл глаза, широко улыбнулся и подарил мне страстный, но в то же время нежный поцелуй.
Как бы мне хотелось, чтобы Соломон избавил меня от этой дилеммы – от необходимости возвращаться в Саба. Если бы архангелы могли сейчас применить свою магию, чтобы растянуть время и чтобы я смогла провести с Соломоном как можно больше времени в этот оставшийся день.
Слуги принесли вкуснейший ужин в фойе спальни Соломона, где мы сели за красивый резной стол на обитые тканью кушетки, так что ели практически лежа. Соломон хихикал, когда я кормила его с ложечки рисом с овощами, и соус брызнул ему на подбородок. Я вытерла соус и поцеловала его.
Наконец, слуги ушли, и мы остались с Соломоном одни в его спальне. Как последний аккорд, глухим эхом прозвучала закрытая дверь, и в голову пришла мысль о протяженности этой суматошной свадебной ночи. Вдруг мне захотелось принять ванну.
Соломон, как оказалось, уже распорядился наполнить свою большую ванну цветами и маслами, чтобы я могла пропитаться ими. Я с благодарностью приняла это, размышляя о том, стоит ли мне переодеваться при Соломоне или застенчиво подождать, пока наполнят ванну. Вопрос разрешился сам собой, когда Соломон достал только что подогретый халат, и я сбросила платье под полотенцем, в нескольких дюймах от его дыхания. Он не мог видеть меня, но мы оба чувствовали возбуждающее присутствие другого.
Когда царь вышел из ванной комнаты, я окунулась в приятнейшую теплую воду. Аромат цветков жасмина, плавающих на поверхности воды, смешивался с алхимическими цветочными маслами Соломона. Я закрыла глаза и глубоко вздохнула, совершенно расслабляясь после дневной беготни и тяжелых переживаний.
– Все ли у тебя хорошо, любовь моя? – спросил Соломон из соседней комнаты.
– М-м-м-м… – промурлыкала я в ответ.
Свет погасили, поэтому все, что я могла видеть, была свеча, плавающая по комнате, пока я не догадалась, что это Соломон держит ее в руках. Он поставил свечу рядом с ванной и развернул халат, чтобы закрыть меня, пока я вытиралась роскошными толстыми полотенцами.
Когда я завязала халат, Соломон схватил меня за руку, будто хотел показать сюрприз. Спальня мерцала дюжиной красных и белых свечей, вспыхивающих, как звездный свет. Он достал красивую резную коробочку и протянул мне ее со словами:
– Это тебе, моя прекрасная невеста.
Я открыла крышку, и у меня перехватило дыхание от великолепия золотой тиары филигранной работы, которая находилась в коробочке. Я примерила ее, и свет свечей заиграл на бриллиантах, рубинах, изумрудах и сапфирах, украшавших ее.
– Эта корона – для королевы моего сердца, – сказал Соломон с большим чувством. – Ты великолепна!
Он не старался увлечь меня в постель, но все произошло как-то само собой, так быстро, что я даже не чувствовала себя в своем собственном теле! Мой ум блуждал где-то в иных сферах, как будто это была прекрасная, но все еще нереальная мечта. Кроме того, наши сердца утяжеляло горе от осознания того, что утром нам придется расстаться.
Я уснула, несмотря на мои попытки насладиться последним вечером в Иерусалиме со своим новым мужем.
Как это было жестоко, и как иронично обошлась со мной судьба: я провела столько времени с Соломоном и только сейчас поняла, насколько же сильно я люблю его!
Я проснулась посреди ночи от приступа жажды. Соленая, сдобренная специями пища, которую мы с Соломоном ели вечером, обжигала мне горло! Я поискала в темноте кувшин с водой, который мы оставляли на ночь, но он был пуст.
Спотыкаясь в незнакомой комнате, я, как одинокий путник, отчаянно ищущий в пустыне воду, вытянула перед собой руки и, держась за стены, осторожно ступала, чтобы найти выход и не разбудить мужа.
Громкий глухой удар медного таза, о который я все-таки споткнулась, разбудил Соломона, и он застонал:
– Что случилось?
Звук его голоса разволновал меня, но жажда оказалась сильнее.
– Прости, дорогой. Я ищу воду.
Соломон поднялся с кровати и зажег свечу, чтобы я смогла видеть.
– Вот, пожалуйста, дорогая, – сказал он, поднося к моим губам большой кубок, наполненный водой. Я села на край нашей кровати, и благословенная жидкость потушила жар в моем горле.
– Хочешь еще? – предложил Соломон, поднимая полный кувшин с водой.
Я с благодарностью кивнула и протянула ему бокал.
– Еда была очень острой, да? – сказал Соломон. – Мне тоже сильно хочется пить.
Он проникновенно посмотрел на меня, и я поняла, что он разделяет мои чувства и не хочет, чтобы я уезжала утром в Саба. Но королевское воспитание заставляло его проявлять уважение по отношению к тому долгу, который требовал моего отъезда.
Слеза покатилась по левой щеке его величественного лица, которое вдохновило целое царство почитать чудеса и восхитительные творения Создателя. Я поцеловала эту слезу и щеку, и глаза. Соломон улыбнулся, но я чувствовала, что его сердце переполняла тяжесть одиночества. Наконец-то мы нашли друг друга, как в волшебном сне, от которого так скоро должны были очнуться.
Я не помню, кто из нас первым лег на кровать той ночью. Все, что я помню, это лишь то, как чудесно было ощущать его тело на своем теле. Остаток ночи мы не спали – мы не могли тратить наше время на сон.
Голоса людей и животных, занятых утренними приготовлениями, стали для нас неприятным напоминанием о том, что настал рассвет. Соломон и я, оба рыдали, лежа в объятьях друг друга. Наши сердца разбивала несправедливость: почему мы были вынуждены ставить свой долг выше личных удовольствий? Мы легко могли закрыться в спальне и не выходить оттуда неделями, если бы я не пообещала Тамрину, что мы отправимся в путь сразу после завтрака. Честно говоря, я могла позавтракать вместе с Соломоном в его покоях.
