— Он тебе нравится, да?
— Я им восхищаюсь, Дуджек. Его стойкостью, способностью изучать себя без страха и жалости, а более всего — его врождённой человечностью.
— Достаточно для крепкой веры, я бы сказал.
— Моим же мечом меня ранил, — поморщился Скворец.
— Лучше уж своим, чем чужим.
— Я подумываю о том, чтобы уйти в отставку, Дуджек. Когда эта война закончится.
— Об этом я догадался, дружище.
Скворец поднял на него взгляд.
— Думаешь, она позволит?
— Думаю, не стоит оставлять ей выбор.
— Я утону, как Краст и Урко? Или все увидят, как меня убили, а потом труп исчезнет, как это было с Дассемом?
— Ну, если вообразить, что всех этих смертей на самом деле не было…
— Дуджек!
— Хорошо, но, признайся, некоторые сомнения всё же остаются.
— Я их не разделяю, и однажды я выслежу Дукера и заставлю открыть правду. Если кто и знает её, то только этот чокнутый историк.
— Быстрый Бен ещё не получил вестей от Калама?
— Даже если получил, мне не скажет.
— А где твой чародей сейчас?
— В последний раз я его видел с тригалльскими торговцами.
— Ему бы лучше поспать — с учётом всего, что будет.
Скворец поставил свою кружку и поднялся.
— Как и нам, старина, — сказал он, морщась от того, что перенёс лишний вес на больную ногу. — Когда прибудут Чёрные моранты?
— Через две ночи, считая от этой.
Скворец хмыкнул и повернулся к выходу из шатра.
— Доброй ночи, Дуджек.
— И тебе, Скворец. А, вот ещё что.
— Да?
— Тайшренн. Он хотел извиниться пред тобой. За то, что случилось с «Мостожогами».
— Он знает, где меня искать, Дуджек.
— Он ждёт подходящего момента.
— И какой же момент — подходящий?
— Не уверен, но он всё до сих пор не наступил.
Скворец ничего не отвечал в течение полудюжины ударов сердца, затем потянулся к пологу шатра.
— Увидимся утром, Дуджек.
— Ага, — ответил Первый Кулак.
Когда Скворец пришёл к своему шатру, он увидел высокую фигуру в тёмных одеждах. Он улыбнулся, приблизившись к ней.
— Я скучал по тебе.
— Я тоже, — ответила Корлат.
— Бруд подкинул тебе работы. Заходи, я сейчас зажгу фонарь.
Он услышал её вздох, когда тисте анди вошла в шатёр.
— Как по мне, лучше не надо.
— Ну, ты можешь видеть в темноте, но…
Она потянулась к нему, прижала к себе и прошептала:
— Если хочешь болтать, говори кратко. Моё желание не утолить словами.
Его руки обвились вокруг неё.
— Хотел только спросить, нашла ли ты Серебряную Лису.
— Нет. Похоже, она умеет странствовать по тропам, которых, как я думала, больше не существует. Более того, двое её неупокоенных волков явились и… проводили меня обратно. Они… необычные.
Скворец вспомнил момент, когда впервые увидел т’лан айев: как волки вставали, точно пыль с пожухлой травы, обретали свой звериный облик и укрывали гигантской стаей склоны холмов.
— Знаю. В их облике есть что-то непропорциональное…
— Да, ты прав. Их облик режет глаз. Слишком длинные лапы, слишком массивные плечи, но короткие шеи, и слишком широкие челюсти. Но не только их физический облик кажется мне… тревожным.
— Даже более тревожным, чем т’лан имассы?
Корлат кивнула.
— У т’лан имассов внутри пустота, подобная непроглядной пещерной тьме. Но у т’лан айев не так. Внутри этих волков… я видела скорбь. Вечную скорбь…
Она задрожала в его руках. Скворец молчал. Ты видишь в их глазах, любовь моя, то, что я вижу в твоих. И это отражение — узнавание! — так потрясло тебя.
— У границы лагеря, — продолжала Корлат, — они рассыпались в пыль. Мгновение назад рысили по бокам и вот вдруг… пропали. Я не знаю почему, но это обеспокоило меня больше, чем всё остальное.
Потому что именно это ждёт нас всех. Даже тебя, Корлат.
— Разговор вроде планировался короткий. Давай его закончим. Идём в постель, любимая.
Она заглянула ему в глаза.
— А потом, после этой ночи?
Он поморщился.
— Да, будет какой-то перерыв.
— Карга возвратилась.
— Уже возвратилась?
Корлат кивнула. Она хотела что-то добавить, но заколебалась, поглядев в его глаза, и промолчала.
Сетта, Лест, Маурик. Эти города пусты. Однако армии всё равно разделятся. И никто не скажет, почему. Обе стороны альянса имеют что скрывать, заботятся о секретности, и чем ближе подходят к Кораллу, тем это сложней.
Большинство тисте анди исчезли. Ушли вместе с Рейком в Лунное Семя. Но где Лунное Семя? И что, во имя Худа, они задумали? Не явимся ли мы в Коралл только затем, чтобы узнать, что город пал, Паннионский Провидец мёртв, его душа взята Драгнипуром, а над головой висит гигантская гора?
Чёрные моранты искали эту треклятую летучую скалу… безрезультатно.
Но и у нас есть секреты. Мы посылаем Парана и «Мостожогов» вперёд; Худ нас побери, мы делаем куда больше, чем только это.
Началась нежелательная борьба за власть, но все мы знали, что она неизбежна. Сетта, Лест, Маурик. Тонкая игра перестала быть тонкой.
— Моё сердце принадлежит тебе, Корлат, — сказал Скворец женщине в своих объятиях. — Ничто больше не имеет значения для меня. Ничто… и никто.
— Пожалуйста… не извиняйся за то, что даже ещё не произошло. Не говори об этом вообще.
— И не думал, любимая.
Лжец. Думал. На свой лад. Ты извинялся.
Она приняла его ложь с кривой улыбкой.
— Хорошо.
Позже, вспоминая свои слова, Скворец желал, чтобы они были более ясными — свободными от скрытых намерений.
Паран смотрел слипающимися от недостатка сна глазами, как Быстрый Бен закончил беседовать с Харадас, а затем вернулся к капитану.
— Сапёры взвоют, — сказал Паран, когда они возобновили свой путь к малазанскому лагерю, заново установленному на южном берегу реки Серп.
Быстрый Бен пожал плечами.
— Я отведу Вала в сторонку на пару слов. В конце концов, Скрипач для него ближе родного брата, и, учитывая, в какую заварушку встрял Скрип, ему пригодится вся помощь, какую он только сможет получить. Единственный вопрос, доставят ли тригалльцы груз вовремя.
