— Они необычайные ребята, эти торговцы.
— Они сумасшедшие. Только чокнутые взялись бы делать то, что они делают. Полнейшее безрассудство и наглость — только благодаря им эти ребята всё ещё живы.
— Я бы добавил сюда бесспорное умение путешествовать по враждебным Путям.
— Будем надеяться, этого умения хватит, — ответил чародей.
— Там ведь не только морантская взрывчатка, да?
— Да. Ситуация в Семи Городах самая отчаянная. В любом случае, я сделал всё, что мог. А вот насколько эффективно, покажет будущее.
— Ты удивительный человек, Быстрый Бен.
— А вот и нет. Только лучше об этом помалкивать. Вал будет держать рот на замке, как и Скворец…
— Господа! Какой приятный вечер!
Оба обернулись на голос, раздавшийся прямо за их спинами.
— Крупп! — зашипел Быстрый Бен — Ах, ты, скользкий…
— Ныне и сейчас Крупп умоляет о снисхождении. Сие лишь счастливая случайность, что Крупп услышал твои достойные восхищения слова, покуда ковылял за тобой по пятам столь тишайше; и воистину, теперь он не желает ничего иного, кроме как участвовать, хотя бы и скромно, в сём смелом предприятии.
— Если скажешь кому-нибудь хоть слово, — прорычал Быстрый Бен, — я перережу тебе глотку.
Даруджиец извлёк носовой платок и обтёр себе лоб тремя быстрыми движениями, от чего шёлк явственно пропитался потом.
— Крупп заверяет смертоносного чародея, что молчание для Круппа есть ближайшая подруга, любовница — невиданная и невидимая, непредвиденная и неумолимая. В тот же самое время Крупп провозглашает, что честные граждане Даруджистана не останутся в стороне от столь величественного предприятия — сам Барук поспособствует, и даже лично — настолько, насколько сие возможно. Увы, ему нечего предложить, кроме этого. — С этими словами Крупп встряхнул платком и извлёк из него маленький стеклянный шарик, который тут же уронил на землю. Тот разбился, издав нежный звон. Встал туман, поднялся на высоту колен между даруджийцем и двумя малазанцами и медленно принял облик бхок’арала.
— А-ай, — пробормотал Крупп, — сколь гадкое, визуально оскорбительное создание.
— Только потому, что ты сам на него похож, — отметил Быстрый Бен, глядя на это явление.
Бхок’арал повернул свою чёрную голову размером с грейпфрут и, сверкая глазами, взглянул на чародея. Затем тварь обнажила иглоподобные зубы.
— Привет! Барук! Хозяин! Он! Поможет!
— Удручающе немногословное усилие дорогого, несомненно переутомившегося Барука, — заметил Крупп. — Его наилучшие заклинания выказывают лингвистическое изящество, не сказать, приятную плавность речи, в то время как сие… существо, увы, являет…
— Тихо, Крупп, — буркнул Быстрый Бен. Он обратился к бхок’аралу: — Как бы неожиданно это ни звучало, я рад принять помощь Барука, но хотел бы узнать, каков его интерес. В конце концов, восстание — в Семи Городах. Малазанское дело.
Голова бхок’арала закачалась вверх-вниз.
— Да! Барук! Хозяин! Рараку! Азат! Великая!
— Великая? — эхом откликнулся Паран.
— Великая! Опасность! Азат! Икарий! Больше! Колтейн! Восторг! Честь! Союзники! Да! Да?
— Кхм… похоже, легко не будет, — пробормотал Быстрый Бен. — Ладно, вернёмся к деталям…
Паран развернулся, услышав приближающегося всадника. Появилась фигура — неясная в звёздном свете. Первой деталью, на которую обратил внимание капитан, была лошадь, — мощный боевой конь, гордый и, несомненно, горячий. Женщина верхом на скакуне была, наоборот, весьма невзрачной: старый, видавший виды доспех, под кромкой шлема — непримечательное, моложавое лицо.
Её взгляд скользнул по Круппу, бхок’аралу и Быстрому Бену. Не меняя выражения лица, он обратилась к Парану:
— Капитан, я хотела бы поговорить с вами лично, сударь.
— Как пожелаете, — ответил он и отошёл с ней на пятнадцать шагов от остальных, — достаточно для личной беседы?
— Вполне, — ответила женщина, натягивая поводья и спешиваясь. Она шагнула к нему. — Сударь, я — Дестриант «Серых мечей». Ваши солдаты удерживают некоего пленника, и я прибыла для того, чтобы официально просить препоручить его нашим заботам.
Паран моргнул, затем кивнул.
— А, это, должно быть, Анастер, который прежде командовал тенескаури.
— Верно, сударь. Мы всё ещё не закончили с ним.
— Понимаю… — он замялся.
— Он оправился от раны?
— От потери глаза? Наши лекари оказали ему помощь.
— Возможно, — сказала Дестриант, — мне следует сообщить свою просьбу Первому Кулаку Дуджеку?
— Нет, в этом нет необходимости. Я могу говорить от имени малазанцев. И в этом качестве обязан прежде задать несколько вопросов.
— Как пожелаете, сударь. Извольте.
— Что вы собираетесь сделать с пленником?
Она нахмурилась.
— Сударь?
— Мы не одобряем пыток, невзирая на тяжесть его преступлений. Если потребуется, мы будем вынуждены усилить защиту Анастера и отклонить ваше прошение.
Она коротко посмотрела в сторону, затем снова сосредоточила взгляд на нём, и Паран догадался, что Дестриант гораздо моложе, чем ему показалось поначалу.
— Пытка, сударь, это относительное понятие.
— Вот как?
— Пожалуйста, сударь, позвольте продолжить.
— Милости прошу.
— Этот человек, Анастер, может считать, что мы собираемся пытать его, но данный страх есть порождение невежества. Ему не причинят вреда. На самом деле Кованый Щит стремится сделать нечто совершенно противоположное для этого несчастного.
— Она хочет принять его боль.
Дестриант кивнула.
— Духовное объятие — вроде того, что Итковиан сделал с Рат’Фэнером.
— Именно так, сударь.
Паран молчал некоторое время, затем спросил:
— Это намерение ужасает Анастера?
— Да.
— Почему?
— Потому что более в себе он ничего не знает. Он полностью отождествляет себя с болью в своей душе. И оттого боится её прекращения.
Паран развернулся в сторону малазанского лагеря.
— Следуйте за мной, — сказал он.
— Сударь? — спросила она из-за его спины.
— Он ваш, Дестриант. С моим благословением.
Она отшатнулась после его слов к своему коню, который фыркнул и отступил в сторону.
Паран обернулся.
— Что…
Женщина выпрямилась, подняла руку к бровям и тряхнула головой.
— Прошу прощения. Был особый… вес… в том, как вы сказали это слово.
