— Сударь?
— Хотя нет, если подумать. Вот Бук…
С другой стороны фыркнула Скалла.
— Бук? Бук был пьяницей.
— Он был намного большим, жалкая ты женщина, — возразил Остряк. — У него на плечах…
— Ни слова, — предупредила Скалла.
К удивлению Итковиана, Остряк вдруг замолчал. Бук… ах, да, припоминаю. У него на плечах — смерть его родных.
— Нет нужды в такой несвойственной чувствительности, Скалла Менакис. Я понимаю, чем кажусь вам обоим похожим на Бука. Мне любопытно: ваш опечаленный друг искал искупления своей жизни? Хоть он и отказал мне, когда я был ещё Кованым щитом, он мог черпать силы из какого-то внутреннего источника.
— Худа с два, Итковиан, — откликнулась Скалла. — Бук пил, чтобы боль свою пригасить. Не искал он никакого искупления. Он хотел умереть — вот так просто и ясно.
— Не так уж и просто, — возмутился Остряк. — Он хотел заслужить достойную смерть, какой не досталось его родным — так он искупил бы их гибель. Признаю, это хитровымороченная идея, но думается, я лучше многих других понимаю, что у него в голове варилось.
— Потому что ты сам так думаешь! — огрызнулась Скалла. — Хоть и не потерял семью в пожаре. Самая страшная твоя потеря — это та шлюшка, которая вышла замуж за торговца…
— Скалла! — прорычал даруджиец. — Я потерял Драсти. И чуть не потерял тебя.
Это признание явно лишило её дара речи. Ах, эти двое…
— Различие между мной и Буком, — проговорил Итковиан, — состоит в понимании искупления. Я принимаю страдание, какое досталось мне, и тем самым — ответственность за всё, что сделал и не сделал. Когда я был Кованым щитом, вера требовала, чтобы я избавлял других от боли. Именем Фэнера я должен был приносить мир всем душам, без предвзятости и осуждения. Это я сделал.
— Но твоего бога больше нет, — сказала Скалла. — Так кому же, Худово семя, ты передал эти души?
— Как кому? Никому, Скалла Менакис. Я по-прежнему несу их с собой.
Скалла покосилась на Остряка, тот в ответ мрачно пожал плечами.
— Как я тебе и сказал, девочка, — пробормотал он.
Скалла накинулась на Итковиана.
— Дурак набитый! А новый Кованый щит — с ней что? Разве она не примет «твоё бремя» или что вы там делаете? Она не возьмёт эти души — у неё-то есть бог! — Скалла подобрала поводья. — Если она вообразила, что…
Итковиан удержал Скаллу рукой.
— Нет, сударыня. Она предложила, как и должна была. Но она не готова к такому бремени — оно убьёт её, уничтожит её душу — а это ранит её бога, быть может, смертельно.
Скалла отдёрнула руку, но осталась рядом. Широко распахнула глаза.
— И что конкретно ты собираешься сделать с… с… со всеми этими душами?
— Я должен найти способ искупить их, Скалла Менакис. Как это сделал бы мой бог.
— Сдурел?! Ты же не бог! Ты же треклятый смертный! Ты не можешь…
— Но должен. В этом, видите ли, я похож, но в то же время и не похож на вашего друга, Бука. Прошу прощения, что «вгрызаюсь» в такие вещи. Я знаю, что ответ ждёт меня — и надеюсь, довольно скоро — здесь вы правы, мне лучше просто проявить спокойное терпение. Я ведь продержался до сих пор.
— Будь как будет, Итковиан, — сказал Остряк. — Мы просто слишком много языками треплем со Скаллой. Вот и всё. Прости нас.
— Здесь нечего прощать, сударь.
— Ну почему же мне не достались нормальные друзья? — вопросила в пустоту Скалла.
— Такие — без тигриных полосок да тигриных глаз? Без сотни тысяч душ за плечами? Вон, смотри, скачет кто-то из других отстающих — может, он нормальный! Видит Худ, одет как крестьянин, выглядит как порожденье близкородственных браков, так что вряд ли больше одного предложения сможет связать. Отличный мужик! Эй! Ты! Да нет, чего колеблешься? Езжай к нам! Пожалуйста!
Долговязый всадник верхом на странной породы ломовой лошади осторожно направил своего скакуна к ним. Он выкрикнул по-даруджийски с чудовищным акцентом:
— Привет, друзья! Момент плохой? Вы, вроде, ссоритесь…
— Ссоримся? — фыркнула Скалла. — Ты слишком долго прожил в лесу, если считаешь, что это «ссора»! Подходи ближе и скажи, ради Бездны, где ты раздобыл такой гигантский нос?
Крестьянин сник и замялся.
— Скалла! — возмущённо прикрикнул Остряк, а затем обратился к всаднику: — Эта женщина грубит и хамит всем подряд, солдат.
— Я не хамила! — воскликнула Скалла. — Большие носы — это как большие руки, вот и всё…
Все молчали.
Длинное, вытянутое лицо незнакомца начало густо наливаться румянцем.
— Добро пожаловать, сударь, — сказал Итковиан. — Увы, прежде мы не встречались — а ведь всех нас, похоже, давно обошли подразделения Бруда, и рхиви, и все остальные отряды.
Крестьянин через силу кивнул.
— Ага. Мы заметили. Я — главмаршал Корешок, из Моттских ополченцев. — Остряк поймал на себе взгляд бесцветных, водянистых глаз. — Татухи ничего так. У меня тоже одна есть. — Он закатал засаленный рукав так, что показался мутный бесформенный рисунок на грязном плече. — Не знаю, чего там с ней приключилось, но вообще это должна была быть квакша на пеньке. Оно конечно, квакшу не так-то легко разглядеть, ну и в этом смысле очень даже хорошо вышло — в смысле, пятно, вот здесь, я лично думаю, что это квакша. Хотя, может, и грибочек. — Корешок улыбнулся так, что показались огромные зубы, вновь опустил рукав и поудобнее уселся в седле. Он вдруг нахмурился. — А вы знаете, куда мы вообще идём-то? И почему все так поспешают?
— Уф…
Только это и смог выдавить Остряк, поэтому отвечать пришлось Итковиану:
— Великолепные вопросы, сударь. Мы идём к городу, который называется Маурик, чтобы там воссоединиться с малазанской армией. Из Маурика мы направимся дальше на юг, к городу Кораллу.
Корешок помрачнел.
— А под Мауриком будет битва?
— Нет, город оставлен жителями. Это просто удобная точка для соединения сил.
— А в Коралле?
— Да. Там, скорее всего, битва будет.
— Города вообще-то не убегают никуда. С чего тогда все так торопятся?
Итковиан вздохнул.
— Весьма прозорливое наблюдение, сударь, оно ведёт к некоторым сомнениям в прежде озвученных утверждениях.
— Чего?
— Он говорит, мол, хороший вопрос, — протянула Скалла.
Маршал кивнул.
— Потому и задаю. Я тем и славен, что хорошие вопросы задаю.
— Это мы видим, — ровным голосом ответила она.
— Бруд торопится, — сказал Остряк, — потому что хочет попасть в Маурик прежде малазанцев, а те вроде маршируют быстрее, чем мы вообще себе могли вообразить.
