Тисте анди подъехала к западной оконечности города, запах моря остался позади, уступил сладковатой вони цветущей пресной воды в реке за складами слева.
Каладан Бруд, Каллор и другие решили объехать Маурик со стороны материка, чтобы выбраться на заиленные низины. Некоторое время в небе над головой парила Карга, но и та вскоре свернула и исчезла. Корлат никогда не видела праматерь великих воронов такой расстроенной. Если потеря связи и вправду означала, что Аномандр Рейк погиб, а Семя Луны уничтожено, Карга потеряла и своего господина, и гнездовье своего рода. И то, и другое — крайне неприятная перспектива. Вполне хватает, чтобы сложить крылья в отчаянии, но ворониха продолжала лететь на юг.
Корлат решила, что поедет одна — более длинным маршрутом, чем остальные, — через город. В конце концов, в спешке не было необходимости, а ожидание тянулось медленнее на стоянках, чем в дороге: лучше выбрать более долгий путь и следовать по нему размеренным шагом. О многом следовало подумать. Если Владыка жив и здравствует, Корлат следует предстать перед ним и торжественно разорвать клятву службы — уничтожить отношения, которые связывали их четырнадцать сотен лет, хотя, скорее, временно приостановить их. На все те годы, что остались в жизни одного смертного человека. А если трагическая судьба постигла Аномандра Рейка, Корлат окажется командиром дюжины тисте анди, которые также остались с армией Бруда. От этой ответственности она бы побыстрей избавилась, ибо не испытывала никакого желания править своими родичами. Корлат освободит их, пусть сами решают свою судьбу.
Аномандр Рейк объединил тисте анди лишь силой своего характера — какой сама Корлат не отличалась, и прекрасно знала об этом. Разнообразные предприятия, в которые он ввязывался сам и вовлекал свой народ, казались ей рядом вариаций на одну-единственную тему — но тема эта и природа её ускользали от Корлат. Были войны, борьба, враги, союзники, победы и поражения. Череда тянулась сквозь века и казалась случайной не только ей самой, но остальным её сородичам.
Внезапная мысль поразила Корлат, провернулась, будто тупой нож в груди. А вдруг Аномандр Рейк тоже не знает? Может, эта бесконечная череда предприятий — лишь отражение его собственного поиска. Я всегда подозревала простую цель — дать нам смысл к существованию, примерить на себя благородные побуждения других… других, тех, для кого борьба имела какой-то смысл. Разве не это — сквозной мотив, описывающий всё, что мы делали? Почему теперь я сомневаюсь? Почему теперь я думаю, что если мотив и существует, он совершенно в другом?
Что он куда менее благороден…
Корлат попыталась отбросить эти мысли, прежде чем они приведут её к отчаянию. Ибо отчаяние — смертный враг и погибель тисте анди. Часто я видела, как родич падал на поле битвы, и знала в глубине души, что мои братья и сёстры умирают не от неспособности защититься. Они умирали, потому что решили умереть. Пали жертвой собственного отчаяния.
Самой смертоносной опасности для нас.
Может, Аномандр Рейк ведёт нас прочь от отчаяния — и это его главная, единственная цель? Может, его мотив — мотив бунтарства? Если так, то, дорогая Матерь Тьма, он был прав, удерживая нас от понимания, был прав, не позволяя осознать свою единственную, жалкую цель. А я… я не должна была думать об этом, не должна была приходить с трудом к этому выводу.
Узнав тайну своего Владыки, я не обрела никакой награды. Проклятье Света, он веками уходил от моих вопросов, отваживал все попытки узнать его получше, пробиться сквозь завесу таинственности. А я обижалась, огрызалась на него не раз и не два, он же стоял под градом моего гнева и разочарования. Молча.
Не хотел открывать мне… а я думала — это гордыня, высокомерие худшего толка — как меня это бесило… ах, Владыка, сколько ты стерпел из милосердия.
И если отчаяние терзает нас, то тебя оно мучит стократ сильнее…
Корлат поняла, что не оставит свой народ. Как Рейк, она не сможет бросить их, как Рейк, не сможет открыть истину, даже если сородичи будут умолять — или требовать — оправданий.
И если этот миг скоро настанет, я должна набраться сил — сил, чтобы вести их, чтобы скрывать истину от своего народа.
О, Скворец, как же мне рассказать тебе это? Наши мечты были так… просты. Романтическая глупость. Нет в мире рая ни для тебя, ни для меня, возлюбленный. Поэтому всё, что я могу тебе предложить, — присоединиться ко мне, остаться со мной. И я молю Мать Тьму, молю всей душой, чтобы этого оказалось для тебя довольно…
Окраины города тянулись вдоль реки — полуразвалившиеся рыбацкие хибары, коптильни, растянутые для просушки сети, изорванные штормом, заваленные мусором. Поселение выходило практически на заиленные низины, десяток хижин на сваях стояли уже над морем камышей.
Двойной ряд шестов с этой стороны реки отмечал место, где жители выкопали глубокий подводный канал, ведущий на заливные низины, в которых установили широкие, крепкие настилы. В устье реки Маурик к востоку могли войти лишь суда с самой низкой осадкой, поскольку рисунок дна постоянно менялся под влиянием приливов и течений, песчаные мели возникали и пропадали за несколько колоколов. Припасы, которые сплавили вниз по реке, выгружались к западу от устья — здесь, на заливных низинах.
Воевода, Каллор, всадник Хурлокель и помощник Корлат, Орфантал, стояли на настиле, привязав коней у дороги, которая подходила к платформе со стороны материка.
Все четверо смотрели куда-то вверх по течению реки.
Корлат вывела коня на перешеек, соединявший город и настилы. Добравшись до насыпной дороги, она увидела первую из малазанских барж.
Их создавали явно не без магии. Крепкие, мощные суда, широкие и плоскодонные. Массивные, необтёсанные брёвна охватывали корпуса. Как минимум половину каждой палубы укрывал навес из просмолённой парусины. Со своего места Корлат насчитала не меньше двух десятков. Даже с помощью чар выстроить их наверняка было нелегко. Вдобавок — так быстро…
Ага, не этим ли занимались всё это время Чёрные моранты? Если так, значит, Дуджек и Скворец задумали это с самого начала.
Над флотилией парили великие во́роны, в их криках слышалось явственное презрение.
На передней барже было видно солдат, баргастов и лошадей. У материкового края настила Корлат натянула поводья рядом с конями остальных, спешилась. Поводья у неё принял кто-то из рхиви. Корлат благодарно кивнула и зашагала вдоль платформы, чтобы встать рядом с Каладаном Брудом.
Лицо Воеводы было непроницаемым, а на губах Каллора застыла уродливая ухмылка.
Орфантал подошёл к Корлат и поклонился.
— Сестра, — сказал он на языке тисте анди, — доставила ли тебе радость поездка через Маурик?
— Как давно ты стоишь здесь, брат?
— Колокола полтора.
— Тогда я ни о чём не жалею.
Орфантал улыбнулся.
