Кольчуга лопнула, хлынула кровь. Лезвие секиры высвободилось, вырвав бо́льшую часть мышц с плеча Дэторан.
Напанка попятилась. Кровь лилась рекой, но Дэторан выпрямилась и ринулась на двух оставшихся провидоминов.
Ближайший паннионец метнул в неё одну из своих секир.
Напанка отбила её в сторону и нанесла обратный удар, который провидомин едва успел парировать. Дэторан оказалась рядом, выпустила палаш и вонзила пальцы в прорезь его шлема. Инерция пронесла её мимо врага, так что его голова резко повернулась.
Молоток услышал громкий треск позвонков, когда заново взвёл арбалет. Он вскинул оружие…
Сверкнули секиры последнего провидомина.
И отсекли вытянутую правую руку Дэторан на полпути между плечом и локтем.
Вторая секира глубоко вошла ей между лопаток, так что напанка отлетела вперёд и ударилась о стену.
Провидомин шагнул вперёд, чтобы выдернуть вторую секиру.
Стрела Молотка вошла ему в подмышку.
Паннионец согнулся, затем под оглушительный звон доспехов рухнул.
Укладывая следующую стрелу на ложе, целитель подобрался к тому месту, где всё ещё стояла, упершись лицом в стену, Дэторан. Поток крови из её ран сменился слабым ручейком.
Целителю не нужно было даже касаться напанки, чтобы понять: она мертва.
Сзади застучали сапоги по ступеням. Целитель развернулся и увидел, как на площадку вывалился Штырь. Он пропустил удар, который пришёлся по потхельму и своротил налобник с заклёпками. По щеке мага текла кровь. Глаза были безумными.
— Их два десятка, Молоток! Тротц их сдерживает…
— Треклятый идиот! — Целитель закончил перезаряжать арбалет, поднялся по ступеням, остановившись на миг, чтобы осмотреть Мураша. — Найди себе новый шлем, Штырь, а потом — за мной!
— А как же Мураш?
— Протянет ещё немного. Быстрей, чтоб тебя!
Лестница была усыпана свежими трупами — до самой верхней площадки.
Как только Молоток поднялся, на него обрушились тела — провидомины, и среди них — рычащий Тротц, который и повалил эту кучу малу на целителя. Клинок — баргаста! — вошёл Молотку в плечо, затем отдёрнулся, когда все они покатились по каменным ступеням. Секиры, кинжалы, латные перчатки, шлемы и наголенники превратили эту человеческую лавину в поток боли, которая не оборвалась, даже когда все они со звонким ударом врезались в стену у поворота лестницы.
Тротц выпутался первым, начал бить вниз коротким мечом, бить и топтать врагов сапогами. Не переставая сыпать проклятьями, Молоток убрался подальше от безумной ярости баргаста. Рана в плече горела огнём.
Через несколько мгновений на лестнице слышно было лишь хриплое дыхание.
Целитель полуобернулся, обнаружил стену за спиной и, опираясь на неё, медленно поднялся. Гневно уставился на Тротца.
— Ты меня мечом ударил, ублюдок!
Молоток ещё не договорил, глядя на баргаста, но уже пожалел о своих словах. Огромный воин получил больше ран, чем целитель вообще считал возможным. Его буквально изрубили на куски. Но Тротц даже не пошатнулся, ухмыляясь Молотку.
— Ударил тебя? Здорово.
Молоток поморщился.
— Ну да, понимаю, пёс ты синезубый. Почему тебе досталось всё веселье?
— Ага. Где Мураш, и Дэт, и Штырь?
— На площадке внизу. Дэт погибла. Мураша придётся нести. Судя по звукам, Штырь до сих пор ищет себе новый шлем.
— Все ему будут велики, — проворчал Тротц. — Нужно найти кухню. Там есть чашки.
Молоток оттолкнулся от стены.
— Хорошая мысль. Пошли, что ли.
— Я — первым. Повара опасный народ.
Истекающий кровью баргаст прошёл мимо целителя.
— Тротц.
Тот задержался.
— Что?
— Штырь сказал — два десятка.
— Ага.
— Всех убил?
— Может, половину. Остальные сбежали.
— Распугал их, выходит?
— Да не я, наверно, — Штырёва рубаха. Пойдём, целитель.
Голова Тока безвольно болталась, так что мир плавно покачивался, пока т’лан имасс нёс его по освещённому факелами коридор. Несколько раз Тлен переступил через мёртвые тела.
Младший брат. Так он меня назвал.
У меня ведь нет брата.
Только мать.
И бог. Провидец, где ты? Неужели не придёшь за мной? Волк умирает. Ты победил. Освободи меня, Владыка Всего. Освободи, чтоб я смог пройти во врата Худа.
Они подошли к сводчатому проёму: разбитая в щепки дверь валялась рядом. Прибитые к бронзовым полосам доски зашатались под ногой Тлена. Перед ними открылся большой купольный зал длиной в двадцать шагов. Прежде он был заполнен странными механизмами — машинами для пыток, — но их разломали, отшвырнули к стенам, где обломки жутких приспособлений валялись, точно звериные скелеты с переломанными костями.
Жертвы ярости… это Тлен сделал? Этот неупокоенный, бесчувственный… т’лан имасс?
Внезапно за сводчатым проёмом напротив послышался лязг клинков.
Т’лан имасс остановился.
— Сейчас мне придётся тебя уложить.
Уложить. В могилу? Да. Уже пора.
Ток повернул голову, когда Тлен медленно опустил его на каменные плиты. В проёме на другом конце зала стояла фигура. Маска, белая эмаль, две полосы. В каждой руке по мечу. О, я тебя знаю, правда?
Человек ничего не сказал, он просто ждал, пока Тлен сделает шаг прочь от Тока. Изломанный т’лан имасс вытащил свой двуручный меч из петли за плечом, затем сказал:
— Мок, Третий среди сегулехов, когда покончишь со мной, ты унесёшь Тока Младшего прочь из этого места?
Лёжа на боку, Ток увидел, как воин в маске склонил голову в знак согласия. Мок, проклятый глупец. Ты же сейчас убьёшь моего друга… моего брата.
Молниеносное движение, два воина сошлись так быстро, что единственный глаз Тока не сумел их толком разглядеть. Железо и камень запели. Посыпались искры, выхватывая из сумрака сломанные пыточные инструменты вокруг — тени плясали среди изломанных досок и металлических прутьев, и Току почудилось, будто всю боль, которую эти механизмы впитали за свою жизнь, вдруг освободили.
Искры.
Два воина… и всё то, что лежало в ножнах их скрытных душ.
Боль освободилась, извиваясь, пританцовывая, будто ужаленная — безумная, непредсказуемая, точно ответ…
Ответ…
Где-то внутри — под гром битвы, в которой воин в маске оттеснял т’лан имасса всё дальше и дальше — шевельнулся волк.
