Море забурлило, наружу рванулось кольцо пены. Внезапный порыв холодного ветра врезался в парапет, заставил Парана покачнуться, задрожать.
Скала — зазубренная, иссечённая — просто Худова гора! — поднималась из вод гавани и тянула за собой огромную сеть канатов.
Гора становилась всё больше, поднималась всё выше, тьма текла из неё чёрными волнами.
— Они открыли Куральд Галейн! — закричал Быстрый Бен, чтобы перекрыть рёв ветра. — Все они!
Паран неверяще уставился на скалу.
Семя Луны.
Взлетает.
Рейк спрятал его…
…о, Бездна, вот как Рейк её спрятал!
Семя поднималось, вода мощными потоками катилась по его изломанным склонам, превращалась в туман, из которого вздымалась летающая крепость — всё выше и выше.
Разрез. Ортналов Разрез — в этой расселине…
— Смотри! — прошипел Быстрый Бен. — Трещины вон там…
И капитан увидел цену гамбита Рейка. Огромные трещины изрезали поверхность Лунного Семени, и из них по-прежнему вырывались мощные потоки воды.
Семя поднималось.
Уже на две трети вышло из взбаламученного моря.
Крепость медленно вращалась, так что стал виден уступ…
На котором возвышалась одинокая фигура.
Память… исчезла. А за ней стоят десятки тысяч душ. Молча.
— Ко мне — я приму вашу боль.
— Ты — смертный.
— Я — смертный.
— Ты не сможешь нести нашу боль.
— Смогу.
— Ты не сможешь передать её…
— Передам.
— Итковиан…
— Вашу боль, т’лан имассы. Сейчас.
Волна неимоверной высоты поднялась перед ним, вознеслась, точно башня, а затем обрушилась на Итковиана. И они увидели — все до единого. Увидели, как Итковиан улыбнулся.
Окутанное тьмой, Семя Луны поднялось над городом. Каладан Бруд не мог оторвать от него глаз. Плавно опускались облака тумана, лилась каскадами вода. Драконы — вылетели наружу, чёрные, один — алый, волны Куральд Галейн расплескались во все стороны, испепелили демонов-кондоров.
Семя Луны накренилось — огромный кусок полуночного камня откололся с одной стороны, так что вся крепость перекосилась — накренилось, скользнула вперёд, к цитадели…
На поле под стеной рассыпались оставшиеся в живых солдаты — малазанцы, баргасты, «Серые мечи», Остряк и горстка последователей — всё, что осталось от Легиона. Все они пересекли каменный мост и теперь приближались к разбитым северным воротам. Не встречая сопротивления. На стене к востоку от ворот не осталось магов, вообще никого не осталось.
Огонь освещал город за стеной. Небо наполнилось Чёрным морантами, великими во́ронами — Куральд Галейн тёк вниз, на Коралл…
Путь открыт полностью. Все тисте анди соединили силы в ритуале магии. Никогда мир не знал подобного — за все тысячелетия со времени их прихода — никогда не видел подобного. Ах, сердце Огни, что же это повлечёт за собой?
Бруд продолжал смотреть, его одолела неподъёмная, оглушительная беспомощность.
Сила потекла к Корлат. Глаза драконицы блеснули, когда она с братом заскользила по знакомым потокам Куральд Галейна к Лунному Семени.
Летающая крепость умирала — это было видно. Умирала, но ещё не выполнила своего ужасного, смертоносного задания.
Корлат видела, как Семя двигалось, приблизилось к парапету цитадели — там она разглядела Провидца: яггут сжимал в руках Финнэст Матроны, ошеломлённо смотрел вверх, замер на месте, а чёрная гора неумолимо приближалась.
Тьма, пришла в этот мир. В это место, в этот город.
Тьма, которая не развеется.
Коралл. Чёрный, чёрный Коралл…
Не более полудюжины ударов сердца прошло, прежде чем госпожа Зависть, глядя на то, как «мостожоги» падают под ударами урдомов, осознала, что неверно поняла последние слова Хватки. Не самоуверенность, даже не бравада. Скорее, замечание, исполненное глубокого фатализма, наверняка типичного для этих солдат, но совершенно нового для госпожи Зависти.
Осознав происходящее, она начала действовать. Чуть шевельнула правой рукой.
Этого хватило, чтобы разорвать плоть урдомов.
Паннионцы повалились все как один.
Но непоправимое уже случилось.
На ногах остались всего двое «мостожогов», и оба были ранены.
Зависть смотрела, как они проверяли павших товарищей и наконец вытащили на открытое пространство одного. Лишь один из павших ещё дышал.
Топот тяжёлых сапог раздался в коридоре — всё ближе и ближе.
Госпожа Зависть нахмурилась и вновь подняла руку…
— Стой! — завопила Хватка. — Это же Молоток! Штырь! Сюда, ублюдки!
Вслед за первой парой — видимо, Молотком и Штырём — в комнату ввалились ещё двое солдат в форме «Мостожогов». Все были жестоко изранены, особенно баргаст — доспехи разорваны в клочья, всё тело — смесь из порезов и колотых ран. Прямо у неё на глазах воин зашатался, упал на колени, оскалил зубы в ухмылке…
И умер.
— Молоток!
Здоровяк, который вошёл первым, резко развернулся и пошатнулся от этого движения — госпожа Зависть отметила сквозную рану под правым плечом. Солдат заковылял назад, к баргасту.
— Боюсь, для него уже слишком поздно, — сказала госпожа Зависть. — А ты, целитель, — Молоток, — ты исчерпал свой Путь, и сам это прекрасно знаешь. Соберитесь вокруг меня, и я помогу. Что до тебя, Хватка, более честный ответ на мой вопрос мог бы предотвратить это ужасное происшествие.
Вытирая кровь с глаз, Хватка только молча смотрела на неё.
— Ах, да что там, — вздохнула госпожа Зависть, — наверное, к лучшему, что ты не помнишь этой колкости. Подходите же, все вы… ой!
Она вдруг покачнулась, сверху обрушилась магия — Куральд Галейн — чародейство сокрушительной силы.
— Вниз по лестнице! — закричала она. — Нужно отсюда выбраться! Живо!
Четверо выживших «мостожогов» подхватили пятого, раненого, и последовали за госпожой Завистью.
Осколки кости ударились о стену. Тлен, шатаясь, отступил, врезался в камень, меч выпал у него из рук, застучал по плитам.
Мок поднял оба клинка…
…и отлетел в сторону, завертелся в воздухе так, что мечи выпали у него из рук, ударился о стену, а затем сполз и замер среди груды изрубленных досок и погнутого металла.
Тлен поднял голову.
Огромная чёрная пантера — губы приподняты в беззвучном рычании — медленно двинулась к бесчувственному сегулеху.
