Еще одна особенность, специфическая для Украины — это жены. Извиняюсь, товарищи, что я влезаю в ваш быт, вернее, быт кое-кого из чекистов. Но лучше сказать напрямик, нежели думать.
Товарищ Кобозев, который сидит у меня на кадрах, мне сказал вчера — откуда они взяли таких жен. Посмотришь компрометирующий материал — обязательно по линии жены. И действительно, как не посмотришь, жена или белогвардейка, или жена расстрелянного офицера, или дочь губернатора или что-то такое. Ну что за черт. Особое внимание необходимо обратить на этот вопрос. Почему таких жен они себе подбирали. Я думаю, что, может быть, не подбирали, а вернее, им их подкидывали, а если подкидывают, то вы же сами понимаете, для какой цели. Вы знаете, что представители разведок этим делом не брезгуют. Мы, чекисты, говорим о роли женщин в разведке. Мы знаем, что в любой разведке жен подсылают
[134]
, так почему же мы У себя не можем поглядеть на эту сторону. И нам их подсылают.
Я не исключаю того, что если вы приглядитесь к какому-то работ-НИКУ- У которого с женой не все в порядке, то если вы это дело проверите — выясните, что эту жену ему кто-нибудь подсыпал
[135]
. А если так, если такие вещи бывают, то лучше освободиться от таких людей, любить, пусть любятся в других учреждениях и заведениях, у нас не стоит. Лишний риск. Лучше в эту сторону нам ошибиться, чем в другую сторону.
Тов. Хрущев: — и поднять наших девушек, неплохие они.
Тов. Ежов:
Еще раз я извиняюсь, что влезаю в бытовые дела. Такая наша работа, что у нас на все мелочи надо глядеть в оба. Лучше сказать прямо, чем шептаться на местах. Поэтому, товарищи, я хочу дать еще один совет, одно предложение — приглядитесь к людям, приглядитесь по-настоящему с тем, чтобы у нас, у работников УГБ, ни сучка, ни задоринки, чтобы никто не смел ткнуть пальцем. Чекист должен быть примером для окружающих, чтобы та любовь, которая его окружает со стороны нашего населения, была бы оправдана.
Самое страшное — это потерять доверие народа: это самое страшное для нас. Без народа мы ничто, никакой разведки нет, мы народу служим, и прислушиваться к мнению народа мы должны каждый день, каждый час.
Я бы мог привести много фактов из практики работы украинского аппарата, когда люди на деле в целом служили народу, а в отдельных фактах они шли против народа, потому, что они не понимали этого. Многие сознательно вредили, а некоторые просто так, потому что им чуждо понятие о народе, особенно это характерно для тех людей, которые варились в другом соку всю свою жизнь и здесь не переварились, не перевоспитались. Эти люди, конечно, творят чертовские безобразия.
Есть факты, есть такие безобразия, которые дискредитируют органы ЧК. Я не стану здесь говорить об этих фактах, но есть безобразные факты.
Я, например, дал распоряжение арестовать этого мерзавца Вронского, арестуйте его, это враг, который дискредитирует нас. То, что он под видом врагов берет лучших людей стахановцев, это подтверждает. Он себя показал при выселении из этого узла, он показал, что это за выселение. За это выселение его надо 10 раз повесить.
Хотел бы еще коснуться еще одного недостатка наших кадров, это то, что у нас была плохо поставлена воспитательная работа. Людей воспитывали в чуждом партийности духе. Людей воспитывали в духе отсутствия ответственности перед народом за каждый свой шаг, за каждое свое движение.
Должен сказать, что воспитанию аппарата, настоящему партийному аппарату уделяли мало внимания, и с точки зрения партийности, с точки зрения большевистского воспитания аппарат имел немалые недостатки. Об этом я сужу по всей работе, но характеру работы.
Такое впечатление от работы, если взять ее в целом, у меня создалось. Есть люди, которые много занимаются штукарством и вместо того, чтобы выискивать сущность, вместо того чтобы докопаться до глубины, вместо того чтобы вскрыть подлинное лицо контрреволюции, люди занимаются тем, чтобы выискать какое-нибудь дельце. Тут хотят блеснуть больше, чем по-настоящему работать. Есть также элементы, я бы сказал, блатного порядка. Об этом можно даже судить и по отдельным специфическим украинским выражениям. Марафетчик — словечко очень ходячее у вас. Или например, выражение — «допросить на нет». Вы вероятно, Никита Сергеевич, не понимаете, что это значит, я вам поясню. Это значит допросить так, чтобы он не сознался, чтобы он отказался от показаний и т.д. Конечно, это не характерно для всего аппарата.
Но ежели такие вещи терпят в аппарате — это уже плохо.
И, наконец, последнее из того, что относится к кадрам. Товарищи, у нас на Украине аппарат сложился таким образом, что он в большинстве своем по преимуществу состоит из местных, коренных людей. Так, из общего количества аппарата — только 288 человек, которые прибыли из других областей и не работали на Украине. А все остальные — это люди, которые почти никогда не выезжали из Украины, т. е. из 2900 человек, примерно, только 288 человек прибыли из других областей, а все остальные это преимущественно коренные украинцы.
Имеем ли мы такое положение в других каких-либо областях? Я должен сказать, что ни одной области вы не найдете у нас в Советском Союзе, где бы вы имели такое соотношение в аппарате. Во всех остальных областях Советского Союза шло какое-то обновление аппаратов и поэтому шел какой-то обмен опытом и т.д. На Украине получился испокон веков сложившийся аппарат, который сидел на одном месте, никуда не двигался. Почему я об этом говорю? Потому что испокон веков сложилось так с украинским аппаратом, что это была своеобразная вотчина украинских наркомов, атамана. Это была атаманщина, батьковщина. Все наркомы и в особенности ваш «почтенный» шпик — польско-немецкий Балицкий считал аппарат своей вотчиной, своим аппаратом, а людей в аппарате своими людьми, которым ни до кого нет никакого дела, ни до советской власти, ни до всего остального. Он считал, что он сам по себе власть.
Говорить об очень таких довольно неприятных анекдотах из быта Украинского аппарата при Балицком, когда подхалимство и угодничество доходило до таких размеров, которые даже трудно представить себе, если прочесть Щедрина, нужно два Щедрина для того, чтобы написать сочно, по-настоящему размеры подхалимства и угодничества перед Балицким, чтобы хоть немножко представить обстановку, в которой варился и воспитывался аппарат — не стоит, о них вы знаете не меньше меня, а значительно лучше. И вот если все это отнести к аппарату, то безусловно, все эти элементы атаманщины и батьковщины, все эти элементы воеводы сказывались и на аппарате.
Товарищи говорят, что приезжающий из чужого аппарата человек у вас никогда не прививался, его моментально выжимали и выживали к черту, а здесь внутри вы переезжали из области в область. У вас есть области такие, куда вы не хотели ездить. Вот когда стоял вопрос, допустим, о Виннице или Житомире, то говорили так — пусть лошади туда едут, у них четыре ноги, а у нас две ноги, а Одессу, Харьков, Киев — пожалуйста. В Донбасс еще тоже можно, и то с трудом.
