— Кто фоткал? — поинтересовался Кекс, быстро сообразив, что раз Жучара присутствует на снимке, то вряд ли в роли фотографа выступал он сам.
— Да хрен его знает, сидел какой-то лось военный за ближним столиком. Вообще сначала я пару раз ребят сфоткал, а потом уж этого лося попросил — хотелось быть в кадре со всеми. Но вот он, — Жучара опять ткнул пальцем в верхний правый угол снимка, — только на последнем снимке.
Кекс лихорадочно пытался сообразить, что же с неожиданно свалившейся информацией теперь делать. Но, оказывается, Жучара все уже обдумал.
— Для начала я хочу попросить тебя: сохрани это, — сказал он и положил на скатерть перед Кексом мини-флэшку размером с двухкопеечную монету. — Там говна всякого вагон, и среди него эта фотка. Так… на всякий случай.
— Боишься, что… с тобой может что-нибудь случиться из-за этой фотки? — деликатно уточнил Кекс.
— Боюсь, — не стал отпираться Жучара. — Любой бы испугался. Но отправиться вслед за Булатом, Розеном и Полозом тоже не больно охота. Вот и трепыхаюсь, как могу.
— И поэтому решил меня тоже подвести под удар? — Кекс без труда предсказал один из возможных вариантов развития событий.
— Мы давно уже все под ударом, Кекс, — мрачно процедил Жучара. — Две недели назад Розен. Вчера Полоз. Кто знает, может, ещё через две недели скажут: «Кекс пропал!». Или не Кекс, а Жук.
— О тебе скажут не «Жук», а «Жучара». Только ты сам себя Жуком называешь.
Жучара не ответил, лишь зло поиграл желваками на скулах.
— Ладно, — пробурчал Кекс примирительно. — Но хотелось бы знать — почему я? Почему эту гребаную фотку ты решил сдать на хранение именно мне?
— Во-первых, не одному тебе, — пояснил Жучара уже довольно спокойно. — Я несколько штук раздал, ты просто очередной. Только не спрашивай, кому именно раздал и сколько флэшек, все равно не скажу. Никому из вас, ни тебе, ни остальным. Поймешь почему, если подумаешь.
— Уже понял, — оценил замысел приятеля Кекс. — Только когда спросят по-настоящему… скажешь ведь, никуда не денешься.
— По-настоящему спросят — ясен перец, скажу, — не стал упираться Жучара. — Я ж не Че Гевара. И любой скажет, кто ещё не окончательно с катушек съехал. Но пока будут спрашивать — у каждого из наших останется в запасе немножечко времени. Не думаю, что так уж много, но сколько-то по-любому будет. А значит, сохранится шанс, что хоть кто-то сумеет лечь на дно или свалить достаточно далеко, что хотя бы одна фотка уцелеет, а значит, всех, кто убивает наших, можно будет попытаться вывести на чистую воду. И я тебя ещё об одном хотел попросить, Кекс. Ты вроде к Покатилову вхож. Как думаешь… Ему зачем-нибудь могли понадобиться эти смерти?
Кекс выпятил губу и пожал плечами: поди пойми этих воротил-толстосумов… Что Покатилову выгодно, а что нет — станет понятно, только когда он прикажет одно из двух: или премию тебе выдать, или без затей пристрелить в ближайшей подворотне.
— Не знаю, Жучара. Просто не знаю, — безрадостно, но честно признался Кекс.
— Я не спрашиваю тебя — знаешь ты или нет. Я спрашиваю — как ты думаешь?
Кекс скривился, словно лимон надкусил, но всё-таки поразмыслил и осторожно предположил:
— Мне кажется, что Покатилову нужнее живые сталкеры, чем мертвые. Мы ж ему хабар таскаем, а он с этого купоны стрижет.
— Хабар носят не только ему, — заметил Жучара. — Может, он так конкурентам насолить пытается?
— Да брось, насолишь так, ага, — фыркнул Кекс. — Зона большая, артефактов там прорва, и после каждого выброса становится ещё больше. Но у Покатилова и прочих воротил весь мир в клиентах, а весь мир сожрет без остатка хабар из десяти таких Зон, из ста — сожрет и не подавится. И добавки попросит. Нет, Жучара, я бы ещё понял подобную борьбу с конкурентами, если бы у Покатилова были проблемы со сбытом. Но со сбытом проблем у него нет, у него проблемы только с поставками, потому что хороших сталкеров мало, а мелюзга всякую муть копеечную из Зоны таскает, вроде «медуз» или «крови камня». На этом разве наваришься?
— А, может, Покатилов хотел тех же Розена с Полозом окончательно под себя подмять? Чтобы только на него работали? А они сдуру отказали?
— Полоз, считай, только на Покатилова и работал, — пожал плечами Кекс. — Какой смысл его убирать?
Жучара поморщился, словно услышал большую глупость.
— Нет, ты погоди, — Кекс принялся развивать мысль. — Если все так, как ты сказал, то Покатилов сначала должен вербовать чужих сталкеров, а потом уж, если откажутся, убирать. Верно?
— Верно.
— Во-от! На тебя Покатилов или ещё кто из крупных заказчиков выходил? Говорил с тобой — мол, давай ко мне в бригаду?
— Нет, — мрачно ответил Жучара.
— В таком случае — чего тебе бояться? Вот если тебе предложат, а ты откажешься, вот тогда…
— Ладно, — неожиданно сменил вектор беседы Жучара. — Раз ты так считаешь, тогда обратный вопрос: как думаешь, а есть ли смысл показывать тому же Покатилову эту фотку?
Кекс быстро уловил суть:
— Думаешь, он ухватится и сам вычислит тех, кто убивает наших?
— Раз смерти сталкеров ему не выгодны — должен ухватиться.
— Должен, — Кекс иронически скривил губы. — Я даже здесь, у себя дома, предпочитаю не произносить эту фразу — что Покатилов кому-то чего-то должен.
Ирония Кекса получилась откровенно грустной — могущество людей, подобных боссу, можно было сравнить разве что с могуществом стихий. А поскольку со стихией невозможно бороться, с ней приходится сотрудничать. Увы, исключительно в роли подчиненного, чтобы не сказать пешки. Давай, Кекс, бери ноги в руки и марш в Зону, где тебя в любой момент могут сожрать, прожарить или вывернуть наизнанку. Но только ты не моги в Зоне помирать, ибо велено тебе добыть для босса то-то и то-то и в целости-сохранности доставить в «Вотрубу», где поджидают Хома с охранниками и прочими покатиловскими подручными, вплоть до кассира и бухгалтера…
Кекс мотнул головой, отгоняя невеселые мысли. Рефлексия, конечно. Гнать ее, гнать, к чертовой матери! Надо относиться ко всему просто как к бизнесу: склонил голову, напрягся, получил бабки. Ещё несколько лет, и как Редактор — снаряжение барыгам, квартиру, например, Греку, если к тому времени не гробанется, ноги в руки и ходу отсюда. К морю, к маме. И гори оно все…
— И всё-таки, — Жучара поглядел Кексу в глаза, — покажи Покатилову эту фотку как-нибудь. Если не хочешь лишний раз мозолить глаза — сам не светись, просто перешли ему, подсунь, как получится. Я нутром чую: если нас что и спасет, так это гласность и расторопность. Нельзя нам молчать и бездействовать, понимаешь?
— Нельзя, — со вздохом согласился Кекс. — Но и светиться особо тоже неохота…
— Потому я и говорю — не светись. Оставайся в тени, играй себе в прятки. Только не забывай, что ты не во дворе с пацанами играешь, как в детстве.
