– Снимай! – прозвучал угрожающий приказ.
Я представила, как руки в резиновых перчатках рвут на мне тонкое кружево, и скрипнула зубами. Спустила с плеч бретели, стащила по бедрам вниз трусики. Кинула все в бак. К счастью или к ужасу, но ничего во взглядах обоих мужчин не изменилось. Не появилось ни вожделения, ни любопытства. Пустота и равнодушие. И неизвестно, что было страшнее, оказаться когда-то голой перед Жоржем, от которого так и несло садизмом, или стоять вот здесь, в санитарном блоке, с людьми, начисто лишенными каких-либо эмоций.
Мужик в фартуке взял в углу что-то наподобие щетки на длинной ручке и указал мне на следующую дверь.
– Туда.
Босиком по холодной кафельной плитке я пошлепала в указанном направлении. Сердце болезненно сжалось при виде пустого помещения с углублением для стока воды по центру и нависающим сверху душем. Продолговатое окно под потолком было приоткрыто, оттуда врывался прохладный вечерний ветер, но запах хлорки все равно оставался невыносимым. По коже пошли мурашки.
– На середину.
Я встала над стоком. Тут же сверху брызнула почти ледяная вода. Храбриться больше не осталось сил, и я позорно завизжала, обхватив себя руками. Химический привкус капель, попавших в рот, заставил отплевываться. Обожженная кожа на запястье отреагировала на соприкосновение с жидкостью такой болью, что у меня подкосились ноги. Я согнулась в три погибели, инстинктивно прижимая руку к животу, пока мужик в фартуке начал обходить вокруг и немилосердно драить щеткой мое тело везде, где удавалось достать.
Пытка длилась, наверно, часа три, хотя мне могло просто показаться. По крайней мере, мужик даже не запыхался. Когда вода выключилась, я дрожала в ознобе так, что зуб на зуб не попадал. В меня швырнули какой-то тряпкой.
– Вытирайся.
Как могла, я промокнула влагу на коже, а когда сообразила, что сменной одежды никто не собирается давать, завернулась в застиранный до серого цвета кусок ткани и дрожащими пальцами прихватила концы на груди. Больная рука горела огнем. Казалось, я попала в ад, из которого уже никогда не найду пути обратно. Только гордость не давала еще сломаться окончательно, начать ползать в ногах охранников и бессмысленно унижаться в слабой надежде, что хоть кто-то сжалится.
После принудительной помывки меня повели в следующее помещение. Здесь обнаружилась медицинская кушетка, застеленная белой простыней, железный шкафчик и стол со стулом. Мужик усадил меня на край кушетки, отошел к шкафчику. Я напряглась в ожидании дальнейших манипуляций.
– Руку!
На всякий случай я вытянула здоровую руку. В предплечье ткнулось что-то твердое. Работник отошел, а моему взгляду открылся фиолетовый оттиск на коже с надписью «ДЭЗ». Дверь хлопнула, и только тогда я сообразила, что мужик в фартуке ушел.
Оставшись одна, огляделась. Если бы среди медицинских приборов удалось разглядеть скальпель! Но попадались лишь пузырьки да склянки. Мне пришла в голову мысль найти шприц и воспользоваться иглой от него, как оружием. Но от кого отбиваться? От охранников с дубинками?
Послышались шаги. Я сжалась в комок и подтянула ноги под кушетку. В смотровую вошел высокий пожилой мужчина в белом халате. Продолговатое лицо, орлиный нос, высокий лоб с залысинами и белоснежный пух на затылке. Рядом семенила молоденькая девушка в форме медсестры. Светлые кудряшки так и подпрыгивали на плечах при каждом движении. Хорошенькая.
– Ну, здравствуй, дорогая! – неожиданно ласково обратился ко мне мужчина. Он поискал взглядом стул, обнаружил его и подтянул к себе, чтобы присесть. Медсестра положила на стол папку и зазвенела чем-то на металлическом подносе. – Меня зовут Илларион Максимович.
Проблеск хоть какой-то человечности в разговоре заставил меня потянуться к собеседнику, как мотылек летит на огонь.
– М-меня зовут К-кира…
– Ш-ш-ш! Помолчи, – оборвал он и нахмурил седые брови, – будешь отвечать только на мои вопросы. Поняла? Кивни.
Я судорожно затрясла головой.
– Хорошая девочка, – он бросил взгляд на браслет, – из социально опасных?
– Н-нет. Это ошибка. Я…
– Та-а-к, дезинфекция пройдена, – как ни в чем не бывало, продолжал он, осматривая уже другую руку с фиолетовой печатью. – Людочка! Запиши про дезинфекцию. Кожные покровы чистые.
– Да, Илларион Максимыч, – охотно откликнулась медсестра и принялась делать пометки в бумагах.
– Расслабься, – обеими руками врач надавил на мои плечи и заставил улечься на спину. Помог закинуть на кушетку ноги. Я продолжала трястись и ждала каждого нового действия с затаенным дыханием. Они будут делать мне больно?
– Сколько тебе лет? – он размотал мое нехитрое одеяние и принялся осматривать тело. – Людочка! Живот спокойный.
– В-восемнадцать. Но я не лекхе… неужели…
– Половой жизнью живешь?
Я поморщилась от проникновения мужских пальцев в тело и закусила губу от неприятных ощущений.
– Живешь, – сам ответил за меня врач, – контакты были частыми в последнее время?
Я нахмурилась, всем видом показывая, что не намерена отвечать на вопрос. Тогда он принялся мять живот одной рукой, пальцами другой оставаясь внутри, и приговаривать:
– Так… та-а-ак… так… хорошо… очень хорошо…
Наконец, неприятный осмотр был окончен, и мне разрешили сесть.
– Людочка, пиши. Здорова. Все показания к процедуре. Внеси в список, пожалуйста.
По спине пробежал холодок, хотя в помещении отсутствовали окна и сквозняки.
– В какой список? – выдавила я.
– Ну-ну, – врач с отеческой лаской похлопал меня по щеке, – все будет хорошо. Не нужно волноваться. Ты ведь не хочешь, чтобы я позвал охрану?
– Какой список?!
Девушка сжалилась и пришла на помощь:
– Сейчас проводится стерилизация во всех гетто. В первую очередь начинаем с самых социально опасных.
– Стерилизация?! – Мой голос упал до шепота. Такого я не могла представить даже в самых страшных снах.
– Да, – подтвердил Илларион Максимович, – среди женщин фертильного возраста. Но волноваться не о чем. Это совершенно простая процедура.
– Но… я… – Я хватала ртом воздух.
– Тебя что-то еще беспокоит? – словно издалека донесся заботливый голос врача.
– Мне нужно… обработать запястье… посмотрите его… снимите браслет… я не…
– Извини, – развел он руками, – медикаменты для этой цели мне не выделяли.
– Не выделяли?!
Я больше не желала ни минуты слушать этот сладкий голос и притворяться не тем, кто я есть. Обработать руку, значит, им трудно. Откуда-то изнутри появились силы. Уже не отдавая себе отчета, я вскочила с места, схватила со стола металлический поднос, рассыпая попутно с него склянки. Медсестра тоненько пискнула. Врач только успел открыть рот, как мое оружие со всего размаху припечатало его прямо в лицо. Из носа хлынула кровь. Он отшатнулся.
