— Ближе к делу, — напомнил Разин, — о Губерте рассказывай. Где он засел? Как туда попасть?
— Расскажу, — твердо сказал монах. — Все как есть, без утайки, обмана не будет. Чем скорей к Губерту полезете, тем скорей вам конец. Он вас живо!.. А и я с небес погляжу и возрадуюсь, какая вам кончина вышла.
— Не спеши помирать, если расскажешь честно, то поживешь еще.
— Врете, поди?
— Пока не расскажешь про Губерта, не узнаешь. Так что рассказывай. Сколько людей при нем?
— Того не ведаю, — быстро ответил монах. — Самолично видал троих.
— Врет, — ухмыльнулся Белорус. — Ладно, давай дальше.
— Самолично троих видал! — упрямо повторил монах. — Однако служат Губерту не токмо люди. Механизмов у него много, лектроники, вшитой в них. То дело Создателю угодное, потому что для людей польза…
— Вот и покажи дорогу к Губерту, — заметил Туран. — Где он прячется? Что там?
— На острове, вы туда запросто не доберетесь по болоту. Там большие стены стоят, толстые, прочные, намного в землю укоренены, вниз уходят, под болото. Не взять вам Губерта. Стерегут его механизмы и всякие хитрости. Невидимые стражи домину хранят. А дорогу-то на остров чего показывать? Остров — он и есть остров, потому что болотом окружен.
Монах умолк.
— И все? — Белорус скинул с плеч лоскуты — все что осталось от расползшейся по швам жилетки — бросил в грязь и стащил рубаху. — Маловато, будем говорить, истин ты нам поведал, брат. Ох, зря я тебя из болота тащил…
Он принялся выкручивать рукава, пританцовывая на месте, поеживаясь под легким ветерком.
— Ну хватит трепаться! — прикрикнул Разин. — Туран, давай служителя Храма в болото возвратим и поехали.
— Как поехали? — Альбинос повернулся на сиденье. — К острову-то как, вплавь? Сендер же не лодка…
Туран шагнул к монаху, а Белорус, натянув рубаху, достал из-за пояса обрез.
— Разберемся, — сквозь зубы процедил Разин. Поправил висящий на плече автомат, кинул на багажник ремни с подсумками, снятые с убитых монахов, и полез в сендер.
— Э-э… — протянул бородатый детина, когда Белорус направил на него обрез. — Я ж не сказал, что дороги не знаю, я покажу.
Он выставил перед собой ладони.
— В болото не надо, боюсь я чудов.
— Такой большой и боишься? — хмыкнул Белорус. Монах открыл было рот, но Разин опередил его:
— Далеко отсюда до острова?
— К полудню доберемся.
— Ага, — Альбинос с озадаченным видом почесал рубец на скуле, и Разин повернулся к нему.
— Что?
— Бензина у нас почти не осталось.
Илай громко кашлянул, и все посмотрели на грузовик.
— Вот тебе и горючее, — заметил Разин. — Подгоняй к луже и лезь в багажник за шлангом.
Он выпрямился.
— Туран, Белорус, вы пока вяжите бородатого. Не только руки, а трос ему под мышками пропустите. Я в случае чего сброшу этого проводника за борт… Ты меня слушаешь, монах?
Детина лишь хмуро кивнул.
Разин сел, когда Альбинос сдал назад к грузовику, чтобы слить у того из бака горючее.
— А что! — Тим оживился. — Это идея, затопчи меня кабан! Это славная идея. Давай трос. А ты, брат, пожалуй-ка, грабли свои за спину.
Белорус скрутил монаху руки за спиной и привязал к тросу. Потом легонько подтолкнул:
— Указывай нам путь, во имя Создателя. Среди топей и трясин, среди зябей и хлябей проведи нас аки посуху. О, это же песня может получиться. Слушай, Музыкант, слушай!
Тим Белорус среди болот
Шагает не один!
Святой отец его ведет
Посуху меж трясин!
Монах, конечно, много врет,
Но Тиму наплевать!
Поскольку он не идиот —
Монахам доверять!
Пленный злобно зыркнул через плечо и зашагал к сендеру.
Солнце уже поднялось над верхушками холмов правого берега и засверкало на расколотой голове гигантской железной женщины. Стало немного теплее, туман растаял, лишь кое-где в низинах лежал густыми белыми хлопьями над черной мутной водой. Небо над болотами по-прежнему оставалось затянуто дымкой, но сквозь нее уже просвечивала синева.
Монах подошел к сендеру, потоптался, чтобы слилась жидкая грязь с одежды и обуви. Альбинос выбрал трос, чтобы не запутался. Разин велел пленному сесть прямо на капот и крепко держаться за края крышки. Все остальные заняли уже привычные места, и машина тронулась в путь.
Сперва ехали по топким участкам, сендер то и дело нырял в заросли осоки. Потом трава отступила, луж стало меньше, колея пошла по довольно сухому участку, по сторонам стали попадаться остатки древних строений, вросшие в грунт. До Погибели это место тоже было Киевом. Альбинос задумался, как бы отразить в будущей песне болот уныние, навеваемое мыслями о прошлом? Свидетельства сгинувшей жизни здесь попадаются на каждом шагу. А над ними — седая пелена тумана, сквозь которую с трудом пробиваются солнечные лучи. Будто кусок прошлого, недоступный свету нынешнего солнца.
Далеко впереди показалось строение. Разглядеть его пока было невозможно, мешала стена испарений, за которой угадывалось высотное здание. Оно наверняка стояло там со времен Погибели. До него еще оставалось порядочно, просто на плоской заболоченной равнине любое возвышение видно издалека. Монах громко командовал, сидя на капоте и боясь оторвать руки от крышки, чтобы показать направление, — упасть ведь не так страшно, страшно то, что сендер может не остановиться, тогда трос натянется и его потащит за машиной. На плечах полуряса уже просохла, влага стекала к подолу, штаны пленника по-прежнему оставались влажными. Он иногда оглядывался, показывая блестящее от испарины лицо.
— Вперед смотри, — бросил Разин.
— С той домины ужо Губерта владения видны.
— А что это за постройка? — окликнул Альбинос.
— Просто домина, — отозвался монах, — высоченная да здоровенная, с нее видать далеко. Там тормози, покажу, какой дорогой лучше проехать.
Альб взглянул на Разина, и тот кивнул.
— Учти, брат! — крикнул Белорус с заднего сиденья. — Если в засаду ведешь, я тебе не в башку, а в задницу стрелять буду. Из обреза. Понял? Помрешь плохо, пиявки наползут из болота, медленно жрать тебя станут. Сечешь, борода?
Монах не стал отвечать, смотрел вперед. Дорога снова пошла под уклон, и вскоре сендер уже ехал по жидкой грязи, колеи скрылись под водой. Альбинос подумал, что без пленного они могли потерять след. Правда, здание впереди служило хорошим ориентиром. Если бы сбились с пути, туда бы наверняка завернули, чтобы проверить строение и осмотреться с высоты.
А серый силуэт проступал в дымке все явственнее, уже можно было разобрать четыре этажа, хмуро глядящих на болота пустыми глазницами окон. Дальней стены не было, и окна зияли сквозными ранами.
