Единого государства раджпуты не создали. Это были люди крайне независимые, которые не хотели никому подчиняться. Поэтому они создали массу мелких княжеств, враждовавших друг с другом, но скрепленных единой системой каст, то есть единым стереотипом поведения и новой единой браминской религией, которая, правда, раскололась на два исповедания, спорившие друг с другом, но не боровшиеся: шиваизм и вишнуизм.
Во главе новой индийской религии, которую оформил один из последователей Кумариллы, Шанкара
[87]
, была индуистская троица: Брама, Вишну и Шива. Творящий Брама все время спит, но время от времени он просыпается, творит мир и снова засыпает; пока он спит, мир портится, тогда Брама опять просыпается, видит это безобразие, творит мир заново и засыпает до следующей реконструкции. А в самом мире действуют два начала: охраняющее начало – это Вишну – и начало уничтожающее и воссоздающее – это Шива. Жрецы Вишну назывались учителями – гуру, они учили воздерживаться от всякого рода опьяняющих напитков, которые разрушают тело, и обязаны были оказывать знаки внимания всем женщинам вишнуитского культа.
Если, скажем, пришел старичок учитель в деревню, так он должен переспать со всеми женщинами здесь, иначе жуткая обида, значит, он какую-то семью обошел своими благами, а он должен всем верным оказать знаки внимания; ему, может, и неохота, но обязан, может, там какая-нибудь старушенция или уродина, не имеет значения – выполняй служебный долг!
Шиваитам, наоборот, категорически запрещалось соприкосновение с дамским полом, а наркотические и опьяняющие напитки вменялись в обязанность, для того чтобы как можно скорее уничтожить свою плоть, изнурить ее и тем самым подготовить к восстановлению заново. То есть и тут и там ничего общего с буддизмом, только идея переселения душ осталась, потому что она была в основе всей восточной мудрости.
Иногда вишнуисты с шиваитами спорили, но эти споры, как мы бы сказали, не были антагонистическими, они, скорее, походили на борьбу демократической и республиканской партий в Америке: одна дополняет другую. Порядка в это время в Индии было мало, потому что Южная Индия с трудом подчинялась новому раджпутскому режиму, но раджпуты все-таки ее завоевали и ввели там свою систему.
Кончилось это довольно быстро, когда пришли мусульмане. Сначала арабы высадились в Синде, а потом среднеазиатские мусульмане начали делать походы через Гиндукуш, через очень удобное Хайберское ущелье, служившее воротами в Индию [см.: 84, с. 95–98]. Сопротивление разрозненных индусских княжеств было слабым. Объединяться раджпуты не хотели и не умели, и потому их довольно быстро подчинили себе мусульманские властители, установив в Индии мусульманскую верховную власть. Захватить верховную власть мусульманским султанам оказалось легко [19, с. 243 и след.], но они ничего не могли поделать со строем жизни, со сложившимся стереотипом поведения, с местными воззрениями и всеми этническими особенностями, которые возникли здесь в результате пассионарного толчка. И мусульмане, и сменившие их англичане вынуждены были с этим мириться вопреки своим прямым интересам. Ничего тут поделать было нельзя. Если какой-нибудь мусульманский султан вдруг решал нарушить обычай индусов, то его в один прекрасный момент кусала кобра. Неприятно! Лучше уж не нарушать обычаи индусов; и мусульманские владыки выучили это очень хорошо. Англичане с такими сюрпризами справлялись, но они спасовали перед другой коллизией. Дело в том, что когда выросли большие торговые города, такие как Бомбей (это город с несколькими миллионами жителей), то неприкасаемые, которые одни только могли заниматься уборкой улиц, быть дворниками (ни один другой индус под угрозой исключения из касты не возьмет метлу в руки), повысили цену на свой труд. А англичане и жившие там англичанки не могли даже у себя дома вытереть пыль, хотя им это ничего не стоило – взял тряпку да и обтер; но в таком случае все индусы стали бы их презирать, могли и взбунтоваться. Поэтому приходилось нанимать какую-нибудь индуску низшей касты, которая приходила, вытирала пыль и брала за это половину зарплаты мужа. Впоследствии эти неприкасаемые и совсем обнаглели. Устроили забастовку метельщиков и уборщиков во всем Бомбее, и ни одного штрейкбрехера не нашлось. Лучшие адвокаты были у них. Они выбрали талантливых мальчиков из своей касты, послали в Англию, в Оксфорд и Кембридж. Те кончили юридические факультеты, стали адвокатами, вернулись и очень дельно защищали интересы своей касты в судах. Самым выгодным оказалось быть членом низшей касты! И доходы, и работа неутомительная, и притом никакой конкуренции. Так что новый стереотип поведения оказался чрезвычайно жизнестойким: с VII–VIII вв., когда он установился, дожил до XX в. И сейчас новое правительство сталкивается с этой проблемой, хотя Неру касты отменил. Но Дж. Неру был индус только по рождению, а по строю своей жизни, по воспитанию, по профессии, по образованию, по всему это был типичный английский журналист, и, естественно, он ввел английские порядки, а что из этого получится, будущее покажет.
Тибетский вариант
Совершенно иначе толчок проявился в Тибете. Тибет из маленькой горной страны, в VI–VII вв. раздробленной, разобщенной, разноплеменной, превратился в военную монархию аристократического типа и захватил Великий караванный путь от Китая до Средней Азии, то есть взял контроль над торговлей шелком. Правда, это продолжалось недолго. Тибет был по сравнению с Китаем очень малолюден, там было не более трех миллионов населения, а в Китае было около 56 миллионов, но тем не менее силы их уравновешивали друг друга [45, с. 349–362, 404–424].
Тибет – страна горная и изолированная, но изолированная довольно относительно. В V в. западная часть Тибета была населена индоевропейскими племенами, близкими к индусам. Там жили и дарды и моны. Они исповедовали светлую религию Митры, но очень искусились в колдовстве и волшебстве: порчу наводили, какие-то травы у них были волшебные, гипноз, телепатия, заклинания. Всего такого у них было полным-полно, и при этом сами они были европеоидного типа. А в Восточный Тибет из Южного Китая бежали от китайцев некитайские племена, они постепенно поднимались по великой реке Брахмапутре и здесь назывались кяны. В Тибете кяны встретились с дардами и монами.
О происхождении тибетцев, возникших на месте этого этнического контакта, сохранилась легенда, предвосхитившая Дарвина. Правда, в отличие от Дарвина, люди – только наполовину обезьяны, обезьяной был их предок-отец. Мама-самка была ракшас, что-то вроде лешего (ракшас – это горные лесные демоны). А было якобы так [63, с. 16–17].
Чертовка ракшас увидела прекрасного царя обезьян, который пришел в Тибет спасаться по буддийской вере. Она в него влюбилась, пришла к нему и потребовала, чтобы он на ней женился. Бедный царь обезьян был отшельником, учеником Авалокиты, он знать не хотел никаких женщин вообще, он пришел сюда заниматься спасением своей души, а вместо этого, пожалуйста, явилась влюбленная ведьма и требует взаимности. Ну, он категорически отказался. Тогда она спела ему песню:
