Потом вся компания, не торопясь, под начинающим уже припекать солнцем, направилась в сторону дворца Долмабахче.
15 (3) июня 1877 года, полдень. Константинополь. Дворец Долмабахче
Капитан Александр Васильевич Тамбовцев
Все-таки я, наверное, человек сухопутный. Хотя и родился в Питере, и отец у меня отслужил восемь лет на ДКБФ. Это я понял в очередной раз, спустившись по трапу и ступив на берег.
Приятно все же, черт побери, когда под ногами не ходит ходуном палуба, и чай можно пить без риска ошпарить себе руки или другие, не менее важные, части тела.
Надо отдать должное поручику Никитину – встречу нашу он организовал отлично, хотя опыта проведения подобных мероприятий у него не было. Но все прошло на ура. Адмирал Ларионов по-отечески обнял нас всех, шепнув на ухо: «Молодцы! Не подвели! Показали этим англичанам – где раки зимуют!»
Потом были еще объятия и лобызания, а также прочие проявления радости. Изрядно зацелованных нас пригласили во дворец, где, как успел мне сообщить вездесущий поручик Никитин, повара уже вовсю жарят и парят аж с самого утра. Греки привезли к столу отличное вино, но мы понимали, что не стоит особенно налегать на спиртное. Местное вино оно коварное, в голову бьет исподтишка. Во избежание, так сказать.
У входа во дворец нас встречала делегация самых уважаемых жителей Константинополя. Среди них были в основном греки, одетые в свою национальную одежду – короткие смешные юбочки – фустанеллы, и расшитые золотом куртки, а также армяне и болгары, и даже несколько турок. Здесь же были и представители местного духовенства. После стандартных приветственных речей и разных подношений мы прошли во дворец.
Столы были накрыты в центральном зале с его знаменитой хрустальной люстрой – подарком султану Абдул-Гамиду от британской королевы Виктории. Однако символично.
Не буду описывать саму трапезу – везде, во все времена эти зрелища были удивительно похожими одно на другое и отличались друг от друга лишь количеством и качеством блюд и произнесенных тостов. К тому же мы все помнили, что у нас еще много дел. А посему уже через пару часов, отдав должное труду наших поваров, мы встали из-за столов.
Цесаревич изъявил желание осмотреть дворец султана. Мы с ним прошлись по коридорам, полюбовались на картины Айвазовского, написанные художником по заказу султана, побывали в личных покоях Абдул-Гамида, после чего вышли в дворцовый сад. Наши охранники, узнав о желании Александра Александровича прогуляться по дворцовому саду, тут же сообщили об этом по рации караульному взводу морских пехотинцев, которые надежно перекрыли периметр территории дворца. Вроде в этом районе города было уже давно все спокойно, местная топота к пунктам дислокации наших войск не подходила и на пушечный выстрел, но все же, но все же…
Здесь в саду и встретили мы двух старых наших знакомых – художника Василия Васильевича Верещагина и генерала Михаила Дмитриевича Скобелева.
Василий Васильевич по прибытии в Константинополь был тут же прооперирован на «Енисее». Ему вскрыли и вычистили рану от входного до выходного отверстия. В раневом канале началось нагноение из-за оставшихся там кусочков материи. Недалеко было до сепсиса или гангрены. Но, слава богу, всё обошлось. Как я уже заметил, реакция людей XIX века на антибиотики была потрясающей. Уже на следующий день температура у Верещагина спала, и он начал быстро поправляться.
Врачи пошли навстречу его горячим просьбам и разрешили ему перебраться с «Енисея» на берег. В госпитале МЧС ему выделили небольшую палатку, в которой он и поселился вместе с генералом Скобелевым. Наши ребята раздобыли для Верещагина этюдник, холсты и краски. Теперь Василий Васильевич, сидя в коляске, целыми днями в дворцовом саду занимался любимым делом. Я видел его эскизы будущих картин: наши корабли в Золотом Роге, грек-ополченец, беседующий со спецназовцем, красавица-медсестра, сидящая на скамейке в саду рядом с сержантом морской пехоты, дети-сироты на уроке географии, который проводит старый грек с роскошными седыми усами.
Генерал Скобелев тоже зря времени не терял. В день прибытия в город он был немедленно представлен полковнику Бережному. Как ни странно, двое старых вояк быстро нашли общий язык. Скобелев рассказал нашему «супермену» о своих сражениях в Туркестане. Бережной, в свою очередь, вспомнил Афганистан, где он первый раз понюхал пороху, будучи еще молодым лейтенантом.
Но, помня мою просьбу, Бережной вскоре перешел к нашим текущим делам. Он коротко рассказал Скобелеву о том, кто мы и откуда. А потом познакомил Михаила Дмитриевича с историей его жизни в нашем времени. Скобелев узнал о своих блестящих победах в сражении при Шейново и о взятии Геок-Тепе. И с ужасом прочитал полицейский отчет о своей странной смерти в 1882 году во второразрядной московской гостинице в постели проститутки.
Узнав о дальнейшей истории России в XX веке, он долго молчал. Потом попросил Бережного дать ему книги об истории военного искусства, атлас карт, после чего засел в своей палатке и принялся всё внимательнейшим образом штудировать. Лишь иногда, давая уставшим глазам отдых, он выбирался в сад, где сидел полчаса-час в компании Василия Васильевича Верещагина.
Вот во время одной из таких посиделок мы с цесаревичем и застали «сладкую парочку». Впрочем, отдых у них был «творческий». Скобелев расспрашивал моего старого знакомого, Аристидиса Кириакоса, о том, как наши «летучие мышки» захватили дворец султана. А Верещагин тем временем делал на холсте наброски портрета лихого грека. Занятые каждый своим делом, они не заметили, как мы с Александром Александровичем подошли к ним.
Первым на нас обратил внимание дед Аристидис. Не зная лично цесаревича, тем не менее своим чутьем старого контрабандиста он сразу понял – кто из нас начальник, и браво отдал честь наследнику престола. Только после этого он вежливо поздоровался со мной.
А вот Скобелев с Верещагиным от удивления просто остолбенели. Еще бы, здесь, в Константинополе, в сотне верст от России, перед ними появляется цесаревич собственной персоной, да еще в форме морского пехотинца и в зеркальных солнцезащитных очках! Тут уж, действительно, не верь глазам своим!
Довольный произведенным эффектом, Александр Александрович хохотнул рокочущим баском, а потом, призывая к молчанию, приложил могучий указательный палец к своим усам:
– Господа, я здесь инкогнито, поэтому прошу обойтись без особых церемоний. Рад видеть, что вы, Василий Васильевич, пошли на поправку. Я был очень расстроен, узнав о вашем ранении. А вы, генерал, как здесь оказались? Если мне не изменяет память, вы должны быть при штабе вашего батюшки, командира Кавказской казачьей дивизии?
Услышав скрытый выговор из уст цесаревича, Скобелев покраснел и хотел было что-то сказать в свое оправдание. Но я не дал ему открыть рта:
– Ваше императорское высочество, – начал я, – в настоящий момент генерал-майор Скобелев в Константинополе знакомится с новейшими достижениями военного искусства и изучает образцы нашего вооружения. Вы помните, у нас уже был разговор о том, что вот-вот настанет время для совместных действий сухопутных сил Югороссии и Российской армии.
