Я попрощался с Василием Васильевичем и отправился в комендатуру.
Часть 2
Суэцкий эндшпиль
25 (13) июня 1877 года, полдень. Константинополь. Бухта Золотой Рог. Военная верфь Терсан-Амир
У причалов, где ошвартовались «пароходы активной обороны» русской Черноморской эскадры: «Великий князь Константин», «Аргонавт», «Россия», «Владимир», «Веста», стоят шум, суета и столпотворение. Завтра эскадра покинет этот причал и отправится в западное Средиземноморье, крейсерствовать на британских коммуникациях.
Официального объявления войны еще нет, но все понимают, что это дело самых ближайших дней или даже часов. С невероятной скоростью, обрастая по пути самыми фантастическими подробностями, среди простых матросов разнеслась весть о чудесном спасении из британского узилища единственной дочери российского императора. Даже самому чумазому юнге стало понятно – до войны осталось всего полшага.
Работы на кораблях закипели с удвоенной силой. Визжали тали, бухали молоты, время от времени в общую какофонию врезался отчаянный визг электрической «болгарки» – «наси-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-луют!», и блистали огни электросварки. Ошвартованное тут же спасательно-буксирное судно «Алтай», опутанное змеями кабелей, подсказывало – откуда взялся этот хай-тек. Многоязыкий гвалт над причалами временами усиливался до невероятного крещендо.
Дело в том, что в мирное время пароходы активной обороны принадлежали РООПИТу и были приписаны к Одессе. А Одесса в те времена, да будет вам известно, это не только, простите, евреи, это еще и греки, болгары, молдаване, немцы, в общем самый настоящий Ноев ковчег.
Ну и Яхве с ними, с евреями. Что называется, из песни слов не выкинешь. Но сейчас речь идет не о них. А вот греки – это море и матросы… Знаменитый Костя, что приводил в ту самую Одессу «шаланды полные кефали», был грек, русский грек. Как вы понимаете, в таких условиях команды на пароходах два через одного состояли из греков. Из тех самых греков, чьи предки бежали в пределы Российской империи, спасаясь от турецких ятаганов.
Да, если вы думаете, что на турецкой военной верфи работали турки, то глубоко ошибаетесь. До одной памятной ночи они были там начальниками – по-местному – раисами. А после той памятной ночи некоторые из них сбежали, а кое-кто, кто был слишком самонадеянным и жестоким, оказался повешенным на воротах в качестве своеобразной «наглядной агитации».
С иностранными инженерами, работавшими на верфи, коллизии получились разные – смотря кто какое государство представлял. Немцам удвоили жалованье и предложили, чтобы те звали сюда друзей и знакомых. Французов на время отстранили от работы, начав проверку их связей. Если месье работал только в качестве судостроителя, то он мог рассчитывать вернуться снова к своей профессии. Если он был «совместителем» и трудился на структуры, именуемые во всех странах разведывательными, то им предлагали от греха подальше покинуть пределы Югороссии. Ну а англичан просто взяли под стражу, и они, как подданные враждебного государства, сейчас сидели в каталажке, ожидая, чем всё закончится.
Итак, константинопольские греки на берегу и русские греки на пароходах, трудились не покладая рук, готовясь к большому грабежу. Наверное, так же античный Ясон снаряжал свой «Арго» и собирал для него команду головорезов для дальних странствий, в расчете добыть золотое руно.
А работ на кораблях хватало. С корпусами и двигателями уже ничего сделать нельзя. Как была у парохода крейсерская скорость десять, максимум двенадцать узлов, так она и осталась. Но вот с вооружением дело обстояло совсем иначе.
Стоявшее на «пароходах активной обороны» вооружение, если сказать откровенно, было дерьмовым. Из шестидюймовой мортиры попасть в движущуюся мишень можно было разве что случайно, бронзовые трех– и четырехфунтовые полевые пушки годились для войны на море, как свисток городового для исполнения военных маршей. Револьверные пушки калибра 44 миллиметра были всем хороши, но имели дальнобойность, сравнимую с дальнобойностью того же револьвера «Смит и Вессон», и поэтому были пригодны только для стрельбы по вражеским шлюпкам в упор. Минные катера в крейсерстве вообще были ни к чему, поэтому их, как ценное военное имущество, оставили еще в Одессе.
Во весь рост стоял извечный русский вопрос – что делать? Тема «кто виноват» была вынесена за скобки и передана в высшие инстанции. Вопрос: «Почему за семь лет, минувших с момента денонсации Парижского трактата на Черном море, не построили ни одного большого военного корабля (две “поповки” – не в счет)?» – был отправлен туда же.
Правильно сказано – слезами горю не поможешь. А посему, по старой русской традиции, было решено выкручиваться с помощью того, что оказалось под рукой. Кто-то вспомнил, что на кораблях эскадры имеются 45-миллиметровые полуавтоматические орудия 21-К с невиданной здесь дальнобойностью девять километров. И вообще тут эта древняя для начала XXI века 21-К была такой «вундервафлей» и несла в себе столько новых технических решений… Причем большинство из этих решений вполне возможно было реализовать в местных условиях. Мир уже был готов к полуавтоматическим клиновым замкам, гидравлическим накатникам и оптическим прицелам. Ну или почти готов. Две пушки на крейсере «Москва», две на «Адмирале Ушакове» и одна на «Ярославе Мудром». Всего пять штук, как раз по числу пароходов. На каждый ствол имелся боекомплект в сто выстрелов. Много это или мало? Если переснаряжать гильзу порохом на основе нитроцеллюлозы, то ее вполне можно использовать несколько раз. Производство капсюлей в данный момент – тоже не чудо света.
Орудия 21-К было решено поднять на мостики пароходов. Оттуда они будут иметь почти круговой обстрел, за исключением направления на корму, перекрываемого грот-мачтой.
Вторым и основным видом вооружения стали германские стальные четырехфунтовые (88 мм) и девятифунтовые (107 мм) стальные пушки Круппа с поршневыми затворами, обнаруженные при ревизии в турецких арсеналах. Помнится, русское военное ведомство так и не сумело заключить с Круппом соответствующего контракта по причине «чрезвычайной занятости мощностей». Русским артиллеристам пришлось довольствоваться бронзовыми орудиями соответствующих калибров. А вот в турецких арсеналах такие пушки нашлись, так что понятно, кто в преддверии войны «чрезвычайно занял мощности» своими заказами. Ничего личного, только бизнес.
Такие пушки были установлены по четыре штуки на пароход. По одной девятифунтовой в носу и корме и по одной четырехфунтовой по бортам. Для установки орудий были сооружены специальные поворотные тумбы, подобные тем, которые устанавливались на «самопальных» канонерках во времена гражданской войны. Они позволяли вести огонь на 260 градусов по носу и корме и 180 градусов по бортам. Обзавелись орудия и противопульными щитами и простейшими пружинными накатниками.
Из боеприпасов в погребах были практические болванки, а также начиненные черным порохом гранаты и шрапнели. Стреляло орудие на шесть с половиной километров с достаточной точностью. В любом случае ведение регулярного боя с военными кораблями конструкцией вспомогательного крейсера не предусматривалось. В случае возникновения реальной угрозы эти пароходы должны были быстро отступить, призывая на голову неприятеля ужасные кары их старших братьев.
