Двое других отпустили девушку и потянулись за своими ножами.
«Навахи», – отметил я, в умелых руках вещь довольно опасная.
Я не стал рисковать, Вспомнив про свой ПМ, я выдернул его и – хлоп, хлоп. Еще двое местных уголовников легли на холодные камни парижской мостовой. Все, пора отчаливать. Не хватало еще ажанов, скандала и прочих вещей, которые так осложняют жизнь и отнимают время.
Девица, наблюдавшая за этими разборками, превратилась в библейский соляной столб. Она даже не кричала, а всхлипывала, а глаза у нее были по девять копеек. Я вложил ПМ обратно в кобуру, подобрал сумочку, засунув в нее все, что валялось на земле, и только тогда узнал свою недавнюю знакомую. Это была не кто иная, как Александра Кропоткина.
– Господин Брюсов, это вы? – дрожащим голосом, наконец, сумела произнести она.
– Александра, все в порядке, не бойтесь, – сказал я. – Инцидент исчерпан, месье уже раскаялись в содеянном. И теперь они уже вряд ли когда-либо совершат плохие поступки. Самое главное – с вами ничего непоправимого не произошло?
– Нет, они не успели, – всхлипнула девушка, – хотя их главарь уже сказал, что он будет первый. Вы появились как раз вовремя.
– А как вы здесь оказались? – я взял девушку под руку и поспешил с ней покинуть место происшествия.
– Фрау фон Каула уехала вчера утром по своим делам, – объяснила мне на ходу Александра, – и сказала, что вернется только завтра. Она запретила мне выходить из гостиницы. А я ведь приехала в Париж не для того, чтобы сидеть взаперти. Тем более, что Париж она мне практически не показала.
Вчера я гуляла по Правому берегу, и все было удачно. А сегодня спросила у одного молодого человека, как пройти к Сорбонне, и он меня завел сюда. Это тот, который рылся в моем ридикюле, – и Александра махнула рукой в сторону переулка, от которого мы отошли уже на приличное расстояние.
Потом, когда девушка окончательно пришла в себя, я галантно предложил ей:
– Мадмуазель Александра, если с вами все в порядке и вы не спешите домой, то давайте погуляем по Парижу вместе.
Сашенька довольно быстро оправилась от испуга, и мы несколько часов бродили сначала по левому, потом и по правому берегу, пообедав в знаменитом Café de la Paix. Закончилась наша прогулка пробежкой по знаменитым «большим магазинам», где я, не удержавшись, накупил девушке кучу нарядов и аксессуаров. Когда я привел ее обратно в гостиницу и хотел поцеловать ее руку, она вдруг бросилась ко мне на шею и поцеловала в губы – неслыханно дерзкий поступок для молодой девушки из хорошей семьи, который мне, впрочем, пришелся по душе.
С неохотой оторвавшись от моих губ, она сказала.
– Виктор, если вы напишете моему папа и попросите моей руки, я буду самой счастливой девушкой в мире!
– Сашенька, – ответил я, – обещаю вам, что напишу. Но он наверняка мне откажет. Ведь кто он – потомок самого Рюрика, и кто я?
Сашенька потупила взгляд:
– Виктор, ведь вы же югоросс – а это уже немало. Я же сделаю все, чтобы он сказал «да»! Обещаю.
На этой оптимистичной ноте мы распрощались, и я отправился к Стивенсу, где меня уже ждали мои спутники, пожурившие меня за поздний приход. И действительно, мы едва не опоздали на поезд. Но я помнил чудесные глаза Александры и ее не по годам развитый интеллект. На контрастах мне вспомнились две мои несостоявшиеся невесты.
Первая, приехав вместе со мной в Североморск из Питера, сразу сказала:
– Я никогда не буду жить в этой дыре.
После чего укатила обратно в Питер, и больше я ее не видел. Вторую же, после моего возвращения из очередного похода, я не обнаружил в числе встречавших. Зато, придя домой, застал ее в постели с кавалером. И она не нашла ничего лучшего, чем сказать мне все, что она думала. Я еще и оказался виноват в том, что прибыл раньше, чем она рассчитывала, а не на следующий день.
И если честно, то, выгнав ее прочь, я вздохнул с облегчением, ибо меня уже тяготила мысль, что эта шлюха когда-нибудь станет моей женой.
И когда поезд, стуча колесами, уносил нас из Парижа, я достал гитару и запел любимую мамину песню, которую, по ее словам, часто пел мой отец:
Здесь лапы у елей дрожат на весу…
Часть 2
Громовая осень
17 (5) сентября 1877 года. Утро. Санкт-Петербург. Гатчинский дворец
Штабс-капитан гвардии Николай Арсеньевич Бесоев
За окном, тихо шумели начавшие уже желтеть листья парковых берез. Начиналась золотая осень 1877 года. На планете Земля досрочно заканчивался XIX век, и наступал XX век. Отныне все полтора миллиарда жителей планеты будут жить и мыслить совершенно в другом, лихорадочном ритме. Тот, кто готов к этому переходу – вырвется вперед, все прочие отстанут, став тихой и затхлой провинцией. Наша задача сделать так, чтобы Россия и русские оказались бы в числе лидеров, а не стали бы одной из тех наций, которые вечно догоняют сбежавший от них паровоз.
А тем временем к нам в Гатчину по вызову Александра III приехал технический гений, бессребреник и подвижник отечественного оружейного дела штабс-капитан Сергей Иванович Мосин. К нам – потому что по просьбе царя я прикомандирован к его августейшей особе, и в чине штабс-капитана гвардии тренирую первую в России отдельную Гатчинскую роту специального назначения.
Половина ее состава – кубанские пластуны. Другая половина – собранные по всей Российской армии разного рода уникумы. Силачи, сверхметкие стрелки, метатели ножей и прочие «факиры и глотатели огня». Материал, конечно, замечательный, но уж очень сырой. Настоящий спецназ из них еще лепить и лепить. Потом обтачивать и снова лепить.
При этом очень остро встал вопрос о боеприпасах на бездымном порохе. Без него вся наша маскировка просуществует только до первого выстрела. Как временный паллиатив – в нынешних условиях, решено пока пойти путем «инженера Сайруса Смита» и методом тыка определить оптимальную навеску влажного пироксилина для переснаряжения унитарных патронов к винтовке Бердана № 2. Ну, а в дальнейшем основой всех русских стрелковых боеприпасов должен стать пироколлодийный бездымный порох профессора Менделеева, чем Дмитрия Ивановича, к его немалому удивлению, уже успели озадачить. Теперь его рецептуру не украдут американские разведчики, и нам не придется его покупать за золото в САСШ.
Но вернемся к штабс-капитану Мосину. В другие бы времена этот человек стал бы миллионером или даже миллиардером, основателем мощнейшей оружейной корпорации, лицом России, рядом с которым не постыдится встать и арабский шейх, и наследник британского престола. Это я о товарище Калашникове, если что. А тут постыдились даже просто дать его имя сконструированной им же винтовке, хотя вся Россия и весь мир знали, кто там работал, а кто просто стоял рядом.
Сейчас же штабс-капитан Мосин беден, как церковная мышь, и вопросом счастья всей его жизни являются пятьдесят тысяч рублей серебром, которые законный супруг его возлюбленной Варвары Николаевны то ли уже потребовал, то ли вскоре потребует за предоставление ей развода. В нашем понимании – совершеннейшая работорговля, за которую мы туркам-османам головы на раз отрывали, но вполне привычное явление для здешней России. Пятьдесят тысяч рублей, пусть даже и серебром, совершенно смешные деньги по сравнению со всей стоимостью проекта. Конечно, есть вариант сделать Варвару Николаевну вдовой, но думаю, что Александр Александрович не одобрит таких радикальных методов.
