На следующий день мама сильно заболела. Отец вызвал лучших врачей – сначала из Гуантанамо, потом из Сантьяго. А потом он повез мать к специалисту в Гавану. Больше я мать живой не видел – она умерла на обратном пути из Гаваны в Гуантанамо. Отец осунулся, постарел и стал работать день и ночь – ведь деньги, предназначенные на приданое моим сестрам, ушли на мамино лечение и на похороны.
И тут в Гуантанамо появился гринго по фамилии Паттерсон. Он договорился с отцом о поставке большой партии сахарного тростника, которую щедро оплатил. После этого его корабли то и дело приходили в Гуантанамо, и отец продавал пшеницу сеньора Паттерсона, а тот взамен поставлял ему тростник. Постепенно отец начал поставлять все в кредит – что было нормально, ведь каждый раз люди Паттерсона привозили деньги за предыдущий заказ. Да и плантаторы не возражали, ведь для них такая торговля была постоянным каналом для сбыта тростника.
И вот, наконец, Паттерсон заказал у моего отца такое количество сахарного тростника, что прибыли от этой партии должно было хватить и на развитие дела, и на приданое моим сестрам. Мне же отец сказал тогда, – «а ты, сынок, поедешь у меня учиться в Испанию».
После того дня прошел месяц, потом два, потом три. Давно пора было платить по счетам. Но ни Паттерсон, ни его люди больше в Гуантанамо не появлялись. Отец, как человек чести, отдал поставщикам все деньги, которые у него были, и заложил свою контору у местного банкира. А сам на оставшиеся деньги купил билет на пароход и отправился в Южную Каролину к Паттерсону. Билеты ему пришлось покупать третьего класса – на большее денег у нас не хватило.
Отца мы с тех пор больше не видели. Дом и все его имущество забрал банк, родственники по отцовской линии отказались нам помогать, мотивируя это тем, что отец опорочил честное имя семьи.
Мы переселились в Сантьяго к Альваро Мелендесу Гонсалесу, двоюродному брату моей покойной матушки.
Я подумал потом, что Альваро взял нас лишь потому, что мои сестры были красивыми девушками, и ему было все равно, что они родственницы. Жирная сеньора Исабела Гавирия де Мелендес, супруга Альваро, весь день либо шпыняла прислугу, а мои сестры стали в доме именно прислугой, либо, что было значительно чаще, дрыхла без задних ног. Заслышав храп благоверной, Альваро начинал распускать руки и приставать к моим сестрам. И только мое присутствие в доме по вечерам пока еще сдерживало его похотливые поползновения.
С меня он сразу потребовал деньги за еду и за ночлег. Я сумел примкнуть к компании портовых мальчишек, которые зарабатывали разгрузкой кораблей, и как-то так само получилось, что я стал кем-то вроде их главаря. Мы «застолбили» за собой три причала, и когда корабль приходил в порт, никто чужой не предлагал на этих причалах свои услуги. Вот только с гринго я отказывался работать.
И когда пришла «Алабама», я сказал ребятам – этих не обслуживаем, это сволочи-гринго. И каково же было мое изумление, когда один из этих гринго, настоящий великан, услышав мои слова, подошел и сказал мне, причем на вполне понятном кубинском испанском, что очень нехорошо оскорблять людей, даже еще не зная их. Точнее, он выразился немного по-другому… Ну, в общем, при сестрах я такое бы говорить не стал.
А когда я узнал, что этот человек, который представился как «Сеньор Элефанте» – «Господин Слон», самый настоящий югоросс, ненависть сменилась восхищением.
Ведь югороссы – это крутые ребята, и про них ходят самые удивительные легенды. И поэтому я с моим «лейтенантом» Эдуардо сам вызвался проводить сеньора Элефанте и его спутника, которого он назвал сеньором адмиралом, к дворцу губернатора. Обычно такую работу я поручил бы кому-нибудь из своих ребят помладше.
По дороге мой новый знакомый расспрашивал меня про мое родное Гуантанамо, сказав, что они собираются организовать там яхт-клуб. Как будто я поверю, что такой кабальеро, как он, может быть праздным бездельником-яхтсменом.
И тут я сказал этому сеньору Элефанте: сеньор, я из Гуантанамо, родился там, вырос и все и всех там знаю. Я помогу вам в ваших делах, возьмите меня к себе. И тут же, как на исповеди перед падре, рассказал ему про всю свою жизнь.
Услышав про моего отца, он помолчал немного, и согласился, добавив:
– Узнаем про твоего отца. Может, и не сразу, но узнаем – это я тебе обещаю. Мы своих не бросаем. Никогда. И когда мы его найдем, то обязательно спасем его, если он, конечно, еще жив.
Тогда я спросил его насчет своих сестер. Я сказал, что если я уеду, то, боюсь, что у них в доме Альваро могут быть большие неприятности.
Сеньор Элефанте лишь покачал головой и спросил:
– Сеньор Мануэль, а готовить твои сестры умеют?
И улыбнулся, дав понять, что это шутка. Но я ответил: – Сеньор Элефанте, они готовят так, что пальчики оближете!
– Ну что ж, – сказал мне сеньор Элефанте, – сейчас мы закончим наши дела с губернатором, а потом отведем сеньора адмирала на корабль и сходим за твоими сестрами. Найдем для вас место на борту. Только сразу имей в виду – завтра с утренним приливом мы снимаемся с якоря и уходим в Гуантанамо.
Альваро, увидев нахмурившегося сеньора Элефанте, не стал чинить никаких препятствий, когда мы собирали наши скудные пожитки и уходили, хотя было видно, что он был этим весьма недоволен. Еще бы, девочки работают на него абсолютно бесплатно – готовят, убирают, стирают – а я отдаю ему львиную долю заработка за кров и скудную еду. Ведь сам Альваро и его семья того, что нам дозволялось есть, сами и в рот бы не взяли.
А теперь эта лафа для них закончилась, тем более что после ухода моих сестер единственной женщиной в доме Альваро осталась сеньора Гавирия де Мелендес.
11 октября (29 сентября) 1877 года. Утро. Городок Сан-Стефано неподалеку от Константинополя
Последние три с половиной месяца смело можно было бы назвать самыми тяжелыми в жизни бывшего рыбака Роберта Мак-Нейла. Он не считал себя неженкой или слабаком, но программа подготовки в разведшколе, расположенной в имении сбежавшего от русских турецкого паши, неподалеку от городка Сан-Стефано, заставляла его выкладываться на все сто процентов. Его учили всему тому, что должен был знать разведчик-нелегал.
Он учился входить в доверие к людям, видеть и слышать все, что происходило вокруг него, замечать слежку за собой и самому следить за порученным ему объектом.
Его учили составлять шифрованные донесения и расшифровывать их, незаметно фотографировать объекты с помощью миниатюрных фотоаппаратов, которые были у югороссов, и пользоваться радиосвязью. Его учили проводить допросы людей, с целью получения от них разведданных. Причем проводить их так, что человек, даже не желая того, рассказывал все, что он знает.
Ну, и конечно, физическая подготовка. Для разведчика она тоже бывает не лишней. Его учили быть выносливым, как зимний волк, ловким, как рысь, и сильным, как разъяренный медведь. Он каждый день совершал кросс в окрестностях разведшколы, учился плавать и нырять, в том числе и с помощью специальных аппаратов югороссов, которые они называли аквалангами.
