– То есть ты хочешь сказать, что парень должен пройти тест на пригодность к браку, прежде чем ты займешься с ним сексом?
– Конечно нет. Во-первых, у меня было не так много партнеров. Я довольно привередлива, потому что мое время очень дорого стоит. И я предпочитаю не общаться с теми, кто мне не нравится.
– Я тебе не нравлюсь?
– Ты ждешь комплиментов?
– Может быть.
– Я считаю тебя сексуальным и веселым и по-настоящему милым парнем. Сейчас у тебя сложный период, но ты не ропщешь на судьбу. Ты заботишься об интересах своей матери, и мне это нравится. И хотя ты не любишь юристов, ты дал мне шанс доказать, что не все из нас плохие. По десятибалльной шкале ты получаешь твердую восьмерку.
У него отвисла челюсть.
– Только восьмерку при таких достоинствах?
Никки ухмыльнулась:
– Ты часто теряешь самообладание.
– Как я понял, мы не должны заниматься сексом, потому что у нас разные цели в жизни.
– Считай что так.
Пирс пожал плечами и поднял руку, чтобы подозвать официантку.
В машине Никки пристегнула ремень безопасности, откинулась на сиденье и вздохнула:
– Ты собираешься спорить со мной о том, что между нами происходит? Скажешь мне, что я должна плыть по течению?
Держа руки на руле, Пирс, не глядя на Никки, спросил:
– А я должен так сказать?
Она тряхнула белокурыми локонами:
– Я не знаю, какого ответа ты от меня ждешь.
– Ничего не отвечай. – Его настроение испортилось, когда он понял, как близок к неуместному откровению. – Если между нами должно что-то произойти, то это произойдет. А пока нужно разобраться с делами. Моя жизнь похожа на дурацкую мыльную оперу, и я хочу, чтобы она поскорее закончилась.
Глава 7
Никки включила спутниковое радио и настроилась на канал с классическим роком и более современной музыкой. Пирс погрузился в молчание, а ей хотелось отвлечься. Поездка из Шарлотсвилля едва заняла полтора часа. Никки чувствовала, что Пирс становится напряженнее с каждой милей.
Он ужасно разочаруется, если его двоюродная бабушка ничего не знает. Но Никки подозревала, что подмена произошла в ночь рождения Пирса и старуха – единственный ключ к разгадке его прошлого.
К сожалению, адвокатская практика не позволила ей воздержаться от расспросов. Кроме того, она решила отвлечь Пирса разговором. Пусть лучше говорит, чем беспокоится.
– Расскажи мне о двоюродной бабушке, – попросила Никки. – Почему она близка с твоей матерью?
Пирс молчал несколько долгих секунд, словно его мысли были далеко-далеко. Включив поворотник, он обогнал грузовик с прицепом и вернулся на свою полосу.
– Моя бабушка по материнской линии умерла от пневмонии, когда маме было четыре года. Мой дед был из поколения мужчин, которые не желали брать на себя ответственность за воспитание детей. Поэтому приехала тетя Гертруда. Она была на десять лет старше моей бабушки, уже вышла замуж и развелась, когда родилась моя мама. Разразился большой скандал, потому что она бросила вызов традиции и поступила в медицинский университет. Многие в семье считали, что из-за этого она развелась. Во всяком случае, так мне говорили.
– У нее есть дети?
– Дочь. Тетя Гертруда не хотела, чтобы моя мама теряла обоих родителей, поэтому перевезла собственного ребенка в Шарлотсвилль, купила дом и устроилась акушеркой в местную больницу, а затем взяла мою мать.
– Вот это да! Какая преданность!
– Согласен. Насколько я могу судить, моя мать считает Гертруду своей настоящей матерью. Но Гертруда не была врачом моей мамы. По-видимому, когда маме пришло время рожать, началась эпидемия гриппа. Заболели десятки медсестер и врачей, поэтому в ту ночь на дежурство вызвали весь медперсонал, способный работать. Я слышал эту историю десятки раз. Тете Гертруде шел шестой десяток, когда я родился. Она в одиночку управляла неотложкой и родильным отделением тридцать шесть часов подряд.
– Я хочу поскорее с ней встретиться, – сказала Никки. – Должно быть, она невероятная женщина.
– Безусловно, она такая. По-моему, вы с ней похожи.
Пирс припарковался на стоянке для посетителей дома престарелых. Выражение его лица стало каменным.
Никки коснулась его плеча:
– Пойдем. Сиди не сиди, а лучше не станет.
Тихонько ругаясь, он вышел из машины и последовал за Никки к входной двери.
– Я давно ее не видел.
– Не важно. Она будет счастлива повидаться с внучатым племянником.
Атмосфера в доме престарелых была вполне приятной. Ароматы из кафетерия и запахи моющих средств смешивались с запахами лекарств. Когда Пирс подошел к регистратору и попросил выписать пропуск, персонал повел себя доброжелательно и профессионально.
К счастью, комната Гертруды находилась недалеко от входа. Никки стояла за спиной Пирса, когда он постучал в дверь.
– Входите, – послышался дрожащий слабый голос.
Никки заставила Пирса войти первым, несмотря на его попытку пропустить ее вперед. Она последовала за ним и задержалась у двери. У нее засосало под ложечкой, пока она наблюдала за встречей.
Гертруда сидела в инвалидной коляске возле окна, одетая в закрытый бледно-голубой брючный костюм из полиэстера, который висел на ее костлявой фигуре. Белоснежные волосы обрамляли ее лицо, которое выглядело скорее мужским, чем женским, из-за резких черт. Крупный нос и пронзительные карие глаза дополняли облик, говоря о том, что когда-то эту женщину слушались и уважали.
Несмотря на то что Гертруда сидела, можно было сказать, что она была высокой. Она ссутулилась, ее шишковатые руки свободно лежали на коленях, но, судя по ее взгляду, она полностью контролировала ситуацию. Она не улыбнулась, увидев Пирса, а только слегка побледнела.
– Здравствуй, тетя Гертруда. – Пирс неуклюже наклонился и обнял ее, а потом кивнул на Никки: – Это моя подруга, Никола Пэрриш. Надеюсь, ты не против, что я привез ее с собой.
– Конечно нет. Здравствуйте, юная леди. У вас роман?
Никки ждала, что Пирс ответит, но он промолчал. Бросив на него неодобрительный взгляд, она произнесла:
– Нет, мэм. Мы просто друзья.
– С взаимной пользой? Я знаю, каковы современные отношения. Я ежедневно читаю три газеты, а иногда спускаюсь в компьютерный зал и ищу сведения в «Гугле».
Никки промолчала.
Пирс придвинул стул и присел рядом со старухой:
– Как ты себя чувствуешь, тетя Труди?
Она похлопала его по руке и озорно на него посмотрела:
– По-всякому. Если в девяноста два покакаешь, уже совершаешь подвиг.
