Никки прикусила губу и закрыла глаза, почувствовав сильную боль. Когда все закончилось, она подняла веки и увидела, что Пирс стоит на коленях у ее ног.
Он нежно держал ее за пятку, и все тело Никки покрылось мурашками. Сначала он промокнул рану бумажным полотенцем, а затем смазал ее кремом с антибиотиком.
Процедура была не особенно приятной, но Никки отвлекала близость Пирса. Она практически опиралась на его плечи. Если она наклонится вперед, то сможет запустить пальцы в его густые волосы. Чувствуя возбуждение и дрожь, она наблюдала, как он аккуратно и ловко, словно медик, забинтовывает ее ногу.
Наконец Пирс встал, и ей показалось, что ванная комната уменьшилась в размерах.
– Мазь должна помочь. По крайней мере, ты сможешь надеть обувь поверх повязки.
У Никки участилось сердцебиение, она отступила к раковине:
– Спасибо. Уверена, все будет хорошо.
Пирс уставился на ее губы, а она задалась вопросом, не прилип ли к ее подбородку кусочек лука.
– Ты готова?
У нее скрутило живот.
– К чему?
Уголок его рта приподнялся в едва заметной улыбке, словно Пирс прочел ее мысли.
– Поужинать. Стейк готов.
У нее пересохло во рту, она сглотнула:
– О, конечно. Да. Конечно. – Никки отошла от него и шагнула в коридор. – Спасибо за медицинскую помощь.
– Не за что.
На кухне Пирс усадил ее за стол и стал раскладывать на красивые керамические тарелки стейки, печеный картофель и салат «Цезарь». Как только Пирс сел за стол, Никки вскочила:
– Мы не распечатали записи из роддома!
Он взял ее за запястье и заставил сесть на место:
– Мы не в ресторане. У нас впереди весь вечер. Ты распечатаешь их, пока я буду убирать со стола. Разложим записи на журнальном столике, посидим на диване и почитаем.
– Хорошо. – Она села на стул и отрезала кусочек стейка. Еда была великолепной. Несколько минут они ели в молчании. Никки часто ужинала на ходу или ела за рабочим столом дома, занимаясь делами. Она уже забыла, как приятно ужинать с мужчиной.
– Как твой отец? – спросила она после долгих раздумий.
Рука Пирса с вилкой замерла на полпути ко рту. Положив вилку, он сделал большой глоток вина.
– Стабильно, – коротко ответил он. – Сегодня утром я пробыл у него несколько часов. Мать надеется, что заберет его домой завтра или послезавтра.
– А что потом?
Пирс нахмурился, глядя в пустоту, словно читая невидимый сценарий:
– Будем ждать.
– Когда вы планируете сказать ему правду?
– Когда он достаточно окрепнет, чтобы выдержать эту правду. И мне было бы намного проще, если бы удалось сказать нечто большее, чем «Я не смогу быть твоим донором, потому что я не твой сын». Как сообщить человеку, что его единственный ребенок – на самом деле не его сын?
– Он по-прежнему твой отец. Он вырастил тебя и любит тебя.
Пирс впился зубами в кусок мяса, словно оно заслуживало наказания:
– Я все это знаю. Но кровные узы не объяснить словами. Это на уровне инстинкта. Раньше я этого не понимал.
У Никки стало неспокойно на душе.
– Когда кто-то хочет тебя любить, он будет тебя любить, родной ты ему или не родной. Спроси любого, кто усыновил или удочерил ребенка.
Пирс посмотрел на нее в ошеломлении:
– Боже, Никки, извини. Тебя удочерили?
У нее сдавило горло.
– Нет. Нет, меня не удочеряли.
Пирс доел ужин и выпил второй бокал вина, пока доедала Никки. Он вертел пальцами ножку бокала, его лицо было мрачным.
– Я предпочел бы оставить эту тему.
– Ты так говоришь, но проблема тебя гложет. Некоторые вопросы мучают всю жизнь.
Он резко на нее взглянул:
– Похоже, ты эксперт.
Никки пожала плечами:
– Юристы видят многое, что не хотят признавать люди. Поверь мне, Пирс, нельзя просто закрыть глаза и делать вид, будто ничего не произошло. Рано или поздно ты захочешь получить ответы на свои вопросы.
– И в этом мне поможешь ты. – Пирс резко поднялся, чуть не уронив стул. – Мой кабинет наверху. Скажи, если возникнут проблемы с электронной почтой или принтером. Ты дойдешь сама?
– Да. Я обойдусь без твоей помощи.
Пирс загружал посуду в посудомоечную машину, едва замечая, что делает. Через несколько минут он выяснит, что произошло при его рождении. Еще несколько недель назад он считал, что самое страшное в жизни – смерть отца. Теперь он вынужден был признать, что есть вещи и пострашнее.
Он отвлечется, если станет заигрывать с Никки и закрутит с ней непродолжительный роман. Но она заслуживает лучшего. Пока он не разберется со своими проблемами, ему следует держать себя в руках.
Желание прикоснуться к ней может вскоре перерасти в одержимость. Даже в такой отнюдь не сексуальной обстановке, пока обрабатывал ее ногу, Пирс сходил с ума от запаха Никки, ее мягкой кожи и стройного тела. Она очень женственная. Хотя Никки считает себя сильной и независимой и отказывается признать, например, что мужчине сподручнее поднимать тяжелую мебель, чем ей.
Пирс резко повернул голову, услышав шаги Никки на лестнице.
– Ну?
Она подняла пачку бумаг:
– Это займет время.
Вздохнув, он протянул ей руку и повел к дивану.
– Тогда давай начнем. Чем раньше я узнаю, тем лучше. – Внезапно его осенило. – Я оплачу твое время.
– Ты помог мне идти, забыл?
– Мы договаривались о том, что я помогу тебе переехать, а ты назначишь мне еще одну встречу.
От ее ослепительной, дразнящей улыбки у него скрутило живот.
Поджав правую ногу, она осторожно присела:
– Давай назовем нынешнюю встречу благотворительной консультацией. Меня заинтересовало твое дело. С полудня сегодняшнего дня я в отпуске на шесть недель.
– Ты ничего мне не должна. Мы едва знакомы.
– Хорошо, – медленно произнесла она, ее улыбка померкла. – Я заинтригована тем, что ты мне рассказал. Я люблю тайны. Что-то мне подсказывает, что твоя тайна интереснее фильмов Хичкока.
– Я рад, что тебя забавляет моя личная жизнь.
Она похлопала по дивану рядом с собой:
– Перестань дуться. Новость может оказаться лучше, чем ты думаешь.
– Как ты можешь такое говорить? Мой отец оказался не моим отцом.
– Неправда. Он твой отец. Он заботился о тебе, проводил с тобой время, осыпал тебя любовью и нежностью. Именно так ведет себя отец.
