К счастью, я все-таки приземлился на спину, а не на голову, что могло неминуемо случиться, будь завал пониже. Кальтер помог мне освободиться от спускового устройства, и пока я, костеря собственную неуклюжесть, поднимался на ноги, компаньон смотал трос и спрятал лебедку в поясной чехол. Свирепый холод успел проникнуть и сюда, так что нам нужно было поспешать, а иначе скоро в гостинице станет невозможно дышать. «Ледяной гейзер» продолжал свистеть и фонтанировать, покрывая ее стены инеем и неумолимо вымораживая в них все живое.
Перебравшись по завалу в фойе коридора третьего этажа, мы бегло осмотрелись и, не обнаружив угрозы, рванули прямиком к окнам, что располагались над ресторанной крышей. Окажись мы этажом ниже, то попросту выбрались бы на нее, как на террасу, но сейчас нам предстояло прыгать примерно с четырехметровой высоты. Тоже не слишком высоко. И вряд ли мы испытали бы в связи с этим трудности, если бы они сами не застали нас врасплох. Короткая, почти мимолетная утрата нами бдительности обернулась трагическими и, к несчастью, непоправимыми последствиями…
Не выпуская винтовки, Кальтер уселся на подоконник и собрался было перекинуть ноги наружу, дабы сигануть на крышу. Но тут из номера, дверь которого выходила в фойе, с грохотом вывалилась гигантская фигура, едва протиснувшаяся из-за своих габаритов через косяк. Я топтался у окна, дожидаясь своей очереди прыгать, и очутился прямо на пути громилы. Оба пистолета у меня были наготове, но все произошло настолько молниеносно, что я даже не успел ими воспользоваться. Раскольник – а кому еще, кроме него, здесь ошиваться? – с ходу саданул мне ногой в грудь, что было практически равносильно удару бампера разогнавшейся легковушки. Я пролетел, не касаясь ботинками пола и растеряв по пути оружие, через все неширокое фойе и врезался спиной в пожарный стенд, разбитый, правда, задолго до моего вмешательства. После чего сполз по стене на пол, жадно хватая ртом воздух. Удар пришелся в нагрудную кевларовую пластину, но мощь его была такой, что дыхание у меня все равно перехватило, а перед глазами засверкал калейдоскоп разноцветных всполохов.
Но все мои нечаянные страдания были пустяком по сравнению с теми, что выпали на долю бедолаги-майора. Не успев еще выбраться наружу, он вскочил с подоконника и навскидку выпустил во врага длинную очередь. Какое там! С тем же успехом Тимофеич мог стрелять в катящийся с горы валун. Приняв в себя град пуль, раскольник даже не пошатнулся, а развернулся и в ярости набросился на стрелка.
Возможно, тому все же удалось бы применить против гиганта нашу проверенную тактику и перебить ему ноги, но слишком мало времени оставалось в запасе у Кальтера. «Буян» одним прыжком сократил дистанцию и, зажав жертву в угол, отрезал ей все пути для маневра. Компаньон в отчаянии рискнул поднырнуть противнику под руку, но тот не позволил ему вырваться на свободу. Сграбастав Тимофеича своими ручищами, громила без видимых усилий оторвал его от пола и швырнул в окно. Ботинки майора проскребли по подоконнику, но зацепиться за него Кальтеру не удалось, и он вылетел вниз головой с третьего этажа вместе с оружием и всем снаряжением.
Превозмогая боль в груди, я вскочил на ноги и схватил первое, что подвернулось под руку: валявшуюся рядом напольную вешалку. Ее длинная стойка и зубастая верхушка для вешания шляп показались мне сейчас более надежной защитой, нежели верное мачете. Так оно, в общем, и получилось. Раскольник налетел на мое орудие, словно медведь на рогатину, и попытался отбить его в сторону, да не тут-то было. Зубья вешалки крепко зацепились за вражеский комбинезон, а ударивший по стойке громила лишь сильнее вогнал их в прорехи. Отступить на шаг назад, чтобы освободиться, он и не подумал. Так и продолжал переть напролом, игнорируя ненужные ему при такой силище и живучести финты и уклоны.
Только теперь я смог опознать преградившего нам путь раскольника. Череп, он же полковник Борис Черепанов, чей братец пал от руки Кальтера в том проклятом лесу двое суток назад! Главарь раскольничьей клики и раньше был достаточно могуч, а перейдя в услужение Искателю, обрел такое тело, что мог бы сегодня голыми руками придушить взрослую гориллу. Изуродованное почти до неузнаваемости лицо полковника не выражало ничего, кроме полной невменяемости. Жаль, нельзя спросить, помнит ли он еще о своей мести. Утратив дар речи, подобно прочим своим соратникам, Череп лишь беззвучно разевал рот, будто рыба. Но как бы то ни было, желание, которое пригнало командира «Буяна» в Припять, осуществилось: он получил шанс поквитаться с нами за брата Веню. Правда, цена, заплаченная Черепановым за это, оказалась слишком высокой даже для такого целеустремленного мстителя, как он.
Подошвы моих ботинок заскользили по кафелю. Вешалка помогала сдерживать врага на безопасном расстоянии, но долго так продолжаться не могло. Еще чуть-чуть, и я окажусь намертво прижатым лопатками к стене. А если Череп после этого не остановится, так он и вовсе придушит меня моим же оружием. Как ни жаль мне было его бросать, это требовалось сделать по возможности скорее, пока позади меня оставалось достаточно свободного места.
Выпустив из рук стойку, я шарахнулся вбок и выхватил из ножен мачете. Бешеное усилие, с каким Черепанов налегал грудью на «рогатину», не позволило ему мгновенно остановиться, и он рухнул вперед, приперев основание вешалки к плинтусу. Зубчатая верхушка стойки вонзилась полковнику в ребра и наверняка пробила легкие и сердце. Которые, впрочем, до этого уже были пробиты пулями майора, что ничуть не мешало моему противнику сражаться. Нанесенные мной травмы также остались им не замеченными, ибо жизнь, что бурлила сегодня в «буянах», была совместима и не с такими смехотворными по их нынешним меркам увечьями.
И отсечение головы, как было доказано ранее, не умертвляло искательского прихвостня. Мало того – даже не лишало его навыка ориентации в пространстве! С коленными суставами тоже не все было гладко. Отлично дробясь пулями, для легкого мачете, да еще в движении, они были чересчур неподатливыми, равно как и прочие кости могучих вражеских ног. Оставалось рубануть клинком по рукам громилы, который выдернул-таки из груди вешалку и собрался прищучить ею меня. И, в отличие от неистребимого Черепа, я уже вряд ли переживу такое членовредительство.
Я сильно рисковал, взявшись размахивать мачете в опасной близости от противника, но проку от одного моего удара попросту не оказалось бы. Мне удалось нанести их полдюжины, прежде чем полковник развернулся, решив наотмашь огреть меня вешалкой. Но дальше намерений дело у Черепанова не пошло. От резкого замаха тяжелым предметом надрубленные кости на обеих руках врага с хрустом сломались, после чего он был уже не в состоянии удержать вешалку. Она выпала из разжавшихся полковничьих пальцев, а болтающиеся на недорезанных сухожильях предплечья калеки стали напоминать крестьянские цепы для обмолота колосьев. Вложив в удар все силы, оплошавший Череп крутанулся на месте и, потеряв координацию, сначала упал на колени, а потом, не сумев опереться на руки, завалился ниц.
Вскочить без их помощи полковнику оказалось непросто, но, как говорится, терпенье и труд все перетрут. К тому же слуга Искателя не испытывал боли и потому не утратил ни самоконтроля, ни своей звериной силы. Перекатившись на спину, Череп сначала принял сидячее положение, а затем с раскачки неуклюже, но резво вскочил на ноги. Я в этот момент, забыв про брошенные пистолеты, уже перелезал через подоконник. Сражаться врукопашную в тесном помещении с мутировавшей Венерой Милосской, где она имела надо мной неоспоримое превосходство, меня совершенно не тянуло. Крыша ресторана – еще куда ни шло, хотя и на ней безрукий раскольник мог заставить меня изрядно побегать. А если к нему подтянутся собратья, тогда вообще полный кабздец. Эх, не получилось у нас смотаться по-тихому, да еще Кальтер угодил в передрягу…
