– Шел бы ты… Вправо! Там через полсотни метров забор кончается.
– Нада идти здеся! – проявил упрямство собеседник дяди Миши. – Здеся!
Но дядя Миша уже равнодушно повернулся спиной к бестолковому мужику и побрел к дому. До темноты необходимо было еще приволочь с берега насос, сходить в курятник…
– Нада!.. Караван!.. Здеся!.. – неслось в спину дяде Мише. – Сегодня можно только!.. Йа-а!.. Конь!..
Мысли дяди Миши о насущных делах все больше глушили назойливый голос.
– И-и-э-э!.. Навоз!.. Й-а-а!!!
Дядя Миша резко остановился и повернулся к потерявшему всякую надежду мужику. Ключевое слово связало воедино части мозаики и позволило увидеть картину под нужным углом.
– Е‑мое! Во склероз! – пробурчал дядя Миша себе под нос и добавил громче: – Э-э-э! Так ты, родимый, по поводу лошадиного навоза?! Где ж ты так задержался?!
Ответом было радостное повизгивание и энергичные кивки головой. Теперь стало совершенно ясно, что дядя Миша правильно понимает ситуацию и держит ее под контролем.
– Так давай его сюда! Как договорились! И вообще! Навоза нужно как можно больше! Ферштейн?
Дядя Миша пошарил взглядом вокруг в поисках старого ведра или тазика, не нашел ничего подходящего, а когда посмотрел в сторону забора, немного удивился. У забора никого не было. Раздраженно пожав плечами, дядя Миша отправился на берег Яманишки снимать насос.
«Час истины» давно миновал, и тащить насос дяде Мише активно помогали комары. Они лезли в нос и уши, толкали в спину, а те, которым удалось вцепиться в кисти рук, махали крыльями и натужно гудели. Где-то я уже упоминал, что астраханские комары сами по себе являются чудом природы и радикально отличаются от комаров из любой другой местности. Так вот, хотелось бы отметить, что яманский весенний комар по наглости и коварству превосходит любых двух астраханских: один на один загрызает противников в первом раунде, а искать аналоги с его грузоподъемностью – просто нет смысла.
Дядя Миша знал повадки и нрав местных кровососов и, памятуя о том, что любой крестный путь лучше всего проходить только один раз, зря руками не махал, перебить комаров насосом не пытался и закончил свою стезю у забора легкой рысью. Быстро заперев за собой калитку, он пристроил насос на место, легкими шлепками перебил комаров на руках и с садистской улыбкой потерся спиной о стенку летней кухни, размазывая нерасторопных наездников. Оставшихся в живых и особо наглых комаров дядя Миша взял с собой на веранду, мысленно обозвав их идиотами, и присовокупил вслух бессмертные слова Джона Сильвера, слегка адаптировав их под ситуацию:
– Через пять минут те из вас, что остались живы, позавидуют мертвым!
Слово свое жесткое дядя Миша сдержал. Перед тем как включить электрочайник, он поджег спираль «Раптора» и через пять минут наблюдал за тем, как совсем недавно беспечно-нахальные кровопийцы падают из-под потолка серыми тенями на стол, бьются в судорогах и навеки застывают в скрюченных позах.
– Это вам, собаки страшные, не коноплю по вечерам нюхать! – злорадствовал дядя Миша, смахивая дохлых комаров на пол.
Он не успел приступить к просмотру телепрограмм, и даже победой над миром насекомых насладиться в должной мере не сумел. Дом сотряс удар, и все вокруг принялось мелко, но весьма ощутимо дрожать. Секунды ушли у дяди Миши на то, чтобы определить – источник вибрации находится вне дома. Он привел арбалет в боевое состояние, вложил в него короткую тяжелую стрелу и, прихватив фонарь, выбежал наружу.
В саду все было тихо, только листья яблонь мелко тряслись в мертвенно-белом свете фонаря. Неясный шум и бубнящий плавающий рокот, похожий на неустойчивую работу плохого дизеля, доносились откуда-то из-за дома. Еще дядя Миша отметил полное отсутствие комаров, как, впрочем, и других насекомых.
Уже пробираясь вдоль стены в сторону крольчатника, он увидел туман…
Туманы Яманы – очень отдельная тема для разговора. Мало того что появление самих туманов не особенно связано с погодой или временами года, так у них еще и характеры разные и совершенно не зависят от их плотности. Понятное дело – все боятся густых туманов, они, собственно, и считаются-то наиболее злобными. Я не исключение, но особенно опасаюсь тех, которые во двор не лезут, а встают белой клубящейся стеной перед проволочным забором, как будто он из стекла. В такой туман я из дома вообще не выхожу. Одного раза вполне хватило.
Менее опасны, казалось бы, низкие туманы. Те, что ползут длинными языками низко над землей или стелются сплошным полотном. Правда, в них, по словам Бороды, живет и охотится змея-засека. Она вроде бы не ядовита, но сшибает с ног так, что мало не покажется! Лично я ее видел только один раз и совсем не рвусь продолжить знакомство.
Может показаться, что самые безобидные – светлые, полупрозрачные туманы, вот только в них полно Живых Теней. И главное – все туманы на острове говорящие: какой бубнит тихонько или стонет жалобно, какой трещит и ухает, будто среди деревьев кто-то огромный бродит, реже – голоса можно слышать и даже ответы на вопросы получить, а есть и такие, что целые лекции читают! Короче, будь туман Яманы густой или полупрозрачный, это не важно – от любого крыша поедет.
Никто не припомнит случая, чтобы яманский туман нанес вред кому-либо из постоянных жителей острова, но вот к чужакам он относится далеко не ласково. И не то чтобы туман убивал всех подряд или калечил без разбора, но многие отдыхающие, побывав в его влажных объятиях, сокращали время отдыха на острове, заговаривались и несли такую ахинею, что хоть святых выноси! Ну а те, кто сгинул в туманах Яманы… Да кто ж их считал-то?!
Сам я по туманам без дела стараюсь на острове не шастать. Если только не один иду и выхода другого нет. Тогда я напарника к себе веревкой от кукана привязываю, для его безопасности и своего спокойствия…
Так вот!
Туман плотной белесой стеной стоял прямо за крольчатником. Вверх простирался немного выше дома и, как показали чуть более поздние исследования дяди Миши, при ширине метров двадцать пять раскинулся от одного забора до другого. В общем и целом туман представлял собой параллелепипед, нигде не выступающий за пределы заднего двора.
Весь шум, крики и тряска происходили из этого самого тумана, и первое, что сделал дядя Миша, – осветил туманную стену фонарем у самой земли. Луч не смог проникнуть за границу тумана глубоко, но и того, что он высветил в молочной пелене, хватило дяде Мише для долгих ежевечерних размышлений.
В глубине тумана справа налево (с юга на север) двигались ноги. Множество ног. И именно их мерное движение порождало рокот и вибрацию почвы. Ноги были очень разные. Не в смысле «левые-правые-передние-задние»… Наблюдаемые дядей Мишей ноги разнились по форме, волосатости, загрязненности и десяткам других признаков. Нижние их окончания также были удивительно разнообразны: копыта, когти, какие-то щупальца… Если конечности с копытами, числом от одного до целой грозди, как-то не особенно поразили воображение дяди Миши, то ноги, покрытые густой шерстью и вгрызающиеся в почву единственным полуметровым когтем, оставили в душе неизгладимый след.
