– Не боишься, что обманут?
– Эти – обманут обязательно. В том-то и состоит сложность, чтобы…
– …обмануть первой?
– …не дать себя обмануть, – усмехнулась Яна. – Что же мы тут торчим посреди улицы? Пойдём домой, сынок.
Гора с плеч? Нет. Но камень с сердца – точно.
Юэмэй оказалась права: они первыми предложили переговоры. В чём ещё она окажется права?
…У монаха было такое лицо, словно он увидел призрак.
Впрочем, и Яна тоже едва совладала с мимикой, буквально заставив лицевые мышцы изобразить приветливую физиономию. Вот уж кого она меньше всего ждала встретить на приёме у принцессы… Судя по всему, монах тоже, мягко говоря, удивился.
И, между делом, ничего хорошего это не означало.
Приближённый её величества императрицы не мог не знать, что супруга мастера Ли пришлась дочери его покровительницы по нраву. Он не мог не быть в курсе, что сегодня принцесса даёт большой приём, а значит, все её любимцы и любимицы будут здесь. Выходит, этот… святой человек был уверен, что Яна на мероприятие не явится?
Интересно, почему?
Всего пара секунд размышлений – и её словно током ударило.
«Боже мой… Юншань! Дети!!!»
О ком ещё могла в первую очередь вспомнить испуганная женщина? Разумеется, о тех, кого любит. Кто остался дома, пока она прохлаждается на великосветском приёме, где, строго говоря, по ханьским понятиям ей не место. О том, что она вполне могла ошибаться в своих предположениях, Яна не подумала.
Тем не менее она взяла себя в руки и нашла силы более-менее спокойно досидеть до конца церемонии. При этом даже ухитрилась немного привести мысли в относительный порядок и отметить, что принцесса весьма тактично держит монаха при себе, не давая ему перемолвиться словом ни с кем, кроме себя любимой. Это был весьма любопытный момент. Но странности ещё не закончились. По окончании приёма принцесса Тайпин пригласила нескольких человек на неофициальную часть вечера, распустив прочих по домам. Прочие, почтительнейше кланяясь, поспешили покинуть дом её высочества. Практически у всех был собственный выезд – повозка или носилки – и сопровождение из слуг или бедных родственников. У Яны не было ни того, ни другого. Теоретически она должна была, как после прежних приёмов, послать служанку с запиской мужу. Сегодня она собиралась сделать то же самое. Но нешуточная тревога за близких – это такая штука, которая заставляет делать глупости даже весьма рассудительных и неглупых людей. Именно глупость Яна тогда и сделала.
Чанъань – город строгой, чрезмерно логичной планировки. Он был построен в полном соответствии с ханьскими представлениями о мироустройстве, где круг был символом Неба, а квадрат – Земли. Город представлял собой правильный квадрат, окружённый высокой и толстой стеной, и чётко разграниченный на маленькие квадратики кварталов. Тот квадратик-квартал, где жили богатые ремесленники и мелкие чиновники, располагался довольно далеко от дворцов знати, поблизости от образовавшегося пару десятилетий назад мусульманского квартала, населённого в основном выходцами из Персии и принявшими ислам ханьцами. Несмотря на явную немилость императрицы и политическую напряжённость последних лет, местные почитатели пророка Мухаммеда не чувствовали себя изгоями. Даже не попытались обнести свой квартал стеной, как в Гуаньчжоу – мол, там это от погрома не спасло. Если недовольные соседи захотят, всё равно вломятся, зачем же нести лишние расходы и попутно демонстрировать и без того раздражённому населению столицы свою враждебность. Для защиты от воров достаточно городской стражи, а если немилость хуанди примет крайние формы, от этого не спасёт ничто… Потому в исламском квартале, к слову, почти не было видно посторонних. Ханьские купцы, ведшие легальные дела со своими мусульманскими коллегами, старались появляться здесь днём. Городская стража, состоявшая по большей части из тоба, бдила круглосуточно. Посыльные и слуги, разносившие письма, с наступлением темноты исчезали с улиц. А вот женщин в том квартале видели крайне редко. Жёны и наложницы, матери и дочери купцов безвылазно сидели по домам на женских половинах. Служанки выбегали за покупками с утра, стараясь завершить свои дела до полудня, да и те скользили вдоль стен и заборов, стараясь быть как можно незаметнее. Если мужской части обитателей квартала хотелось приятно провести время вдали от многочисленной семьи, они старались делать это в соответствующих заведениях, которые располагались в других кварталах. И появление на улице куда-то спешащей женщины в дорогом шёлковом платье, да ещё поздно вечером, стало событием из ряда вон. Тем более что с наступлением темноты бдение стражи несколько ослабевало: за это стражникам немного доплачивали. Притом, не воры, а сами купцы – сделки ведь бывают самыми разными, в том числе и весьма деликатными.
…Когда эти двое, перс и полукровка, преградили ей путь, Яна словно проснулась. Оглянулась по сторонам и мысленно наградила себя весьма выразительными эпитетами, из которых «дебилка безмозглая» был самым мягким и незлобивым. Тёмная улица, освещаемая одиноким масляным фонарём на углу, кругом глухие, без единого окна, внешние стены мусульманских домов, да невысокие беленые заборы. И эти два типа перед носом.
А у неё из оружия только шпильки в причёске…
…Двое не стали размазывать сопли по столу, и перешли к делу без словесного вступления. Одиноко ходящая женщина была для них законной добычей, и терять такой шанс поразвлечься и поживиться, с их точки зрения, было глупо. Может, её дома и хватятся, но вряд ли семья женщины предположит, что она сдуру сунулась сюда. Нормальные бабы хань в одиночку не ходят и чужие кварталы не посещают… Впрочем, что-то не заладилось с самого начала, когда перс вместо женской руки схватил воздух. Пока он удивлялся этому факту, его напарник-полукровка первым припустил за женщиной, ударившейся в бега обратно по улице. Этому пришлось удивляться дважды. Первый раз – когда «законная добыча», подхватив подол, продемонстрировала ноги в персидских шёлковых штанах и ханьских расшитых туфлях, и второй – когда обнаружил, что не может её догнать. Женщина бегала слишком шустро для обычной хань, что уж сравнивать с кривоногими степнячками, которые и вовсе бегать не умели…
…Девчонка-хань, с которой Яна едва не столкнулась на стыке мусульманского квартала и квартала купцов, тихонько пискнула, и, выронив фонарик на палочке, прижалась к стене. Это видение промелькнуло мгновенно, и так же мгновенно забылось, почти не отложившись в памяти. И всплыло лишь тогда, когда сзади послышался ещё один всписк, на этот раз придушенный.
– …Не та, так эта… – донёсся до неё обрывок фразы, сказанной одним из преследователей другому.
Не та, так эта?
Резко остановиться при набранной скорости было трудно, особенно на мощёной улице и в ханьских праздничных туфлях, но Яна справилась. Оглянулась. Так и есть: те двое, заткнув девчонке рот, увлечённо паковали её её же собственным поясом… Обычная ханьская женщина на её месте в лучшем случае побежала бы за стражей. И в первый миг у неё мелькнула та же светлая мысль. Но… тревога за семью никуда не делась, а стресс довершил своё чёрное дело, подсунув воображению видение Сяолан, точно так же бьющейся в руках подонков.
