– Не говори, сосед… Беда будет.
Предчувствие беды в последние несколько дней не давало Яне нормально выспаться. Её мучили кошмары, в которых в Бейши врывалась пьяная от крови орда и учиняла жуткую резню. Ужас заставлял её вскакивать посреди ночи с придушенным воплем. Естественно, она будила при этом и мужа. В первый раз он попытался убедить её, что это произошло на нервной почве из-за беременности. Во второй – насторожился, а на третью ночь попросту испугался и утром послал за лекарем. Но настойки не помогли… В этих снах Яна неизменно впадала в знакомое состояние боевого безумия и гвоздила супостатов почём зря, но единственное, чего ей удавалось добиться – относительно лёгкой смерти. Холодный металл меча, ножа, наконечника копья или стрелы, пробивавший мышцы и ломавший кости, ощущался так явственно, что она подхватывалась с криком. Кому понравится умирать почти что взаправду? Но пробуждение не приносило облегчения.
Давящее ощущение приближающейся опасности тоже было очень знакомо. По той, прошлой жизни. Она ведь звонила родителям в тот злосчастный день, упрашивала переехать к ней. Папа не соглашался, а мама обещала подумать… По слухам, Ли Ванчжун собрал несколько десятков тысяч воинов, которые устроили эпический погром на северных границах империи и даже уничтожили население Ючжоу – будущего Пекина. Посланное императрицей войско во главе с её родственником было не менее эпически разбито, кидани хозяйничали в северных провинциях, как хотели. Уцелевшие ханьцы, бежавшие на юг, рассказывали страшные вещи. Казалось бы, вот он, успех. Но вдруг двое союзников уходят от явного победителя. Почему? Вероятно, поработал хан Елюй, решивший придерживаться нейтралитета и не прогадавший. А значит, новость о невиданном оружии получила распространение, уж неизвестно, в каком конкретно контексте. А значит, метрополия – то есть коренная Поднебесная – вот-вот обзаведётся настоящей артиллерией и прочими пороховыми сюрпризами. Скорее всего в небольших количествах, но для того, чтобы выиграть одно решающее сражение, ханьцам хватит. Неизвестно также, что навоображал Ванчжун, получив эту новость. Он ведь понятия не имел о конкретике, а Елюй мог не пожалеть красок, чтобы расписать невиданную мощь нового оружия. Но на месте полководца-мятежника любой степняцкий вождь принял бы одно из двух решений: либо свернуть проект и уйти подальше в степь, либо попытаться обзавестись таким же оружием.
Второй вариант, изложенный сотником в тревожной записке, принесенной солдатом, семью Ли ни разу не обрадовал. Ибо означал, что мятежное войско может нагрянуть сюда, едва Ванчжун почувствует, что его дела совсем плохи.
А когда следующий гонец принёс весть о смерти самозваного хагана Цзиньчжуна – уж его-то курултай точно не выбирал – стало понятно, что мятежного Ванчжуна ждать недолго. Тем более что от него ушёл ещё один хан, а новое войско императрицы придало мятежникам хорошее ускорение. По слухам, ханьцы применили-таки пушки. Ванчжун едва смог увести четверть своих отрядов. Кого он обвинит в этом поражении? Разумеется, того нехорошего человека, который придумал для императрицы такие подарки. А раз при таком раскладе собрать новую киданьскую армию уже не получится – ханы смекнули, за кем сила, и рисковать больше не станут – и будущего у него уже нет, Ванчжун вполне может попытаться отомстить. Вряд ли ханьцы трубили на всех углах имя Цзян Яовэня, с лёгкой руки которого армия хуанди получила пороховое оружие, но хан Елюй в своих письмах такую подробность скрывать не стал. А сам при этом сообщил сыну, что на днях присоединится к нему под стенами Бейши. Интересный расклад получается, правда? Может, в нём и крылся какой-то стратегический замысел, но Яне это не нравилось совершенно.
Судя по всему, сотнику этот расклад тоже был не по душе. Когда старый хан явился со своим кошем, и количество юрт у стен городка перевалило за четыре десятка, он без лишнего шума усилил караулы и самолично их проверял, иной раз даже ночью, когда запирали ворота. Что не мешало ему со всеми почестями принимать и хана, и его сына. И эта тактика сработала: дважды караулы на стенах поднимали тревогу, заметив лазутчиков. Первый раз те резво оставили попытку форсировать стену и, вспрыгнув на лошадей, умчались в степь. Во второй караульным удалось подстрелить одного, но до допроса он не дожил, истёк кровью. Кидани Елюя по узорам на его одежде определили племенную принадлежность покойного: он оказался вовсе даже не киданем, а маньчжуром-мохэ. Притом не самого простого рода. Караульные припомнили, что обнаруженные лазутчики, убегая, перекрикивались по-маньчжурски. Что сюда занесло представителя этого племени, обитавшего немного севернее завоёванных Поднебесной корейских царств Пэкче и Когурё, неизвестно. Но догадки у сотника были, и они не понравились ему настолько сильно, что пришлось срочно созывать военный совет.
– Ванчжун сговорился с мохэ, – авторитетно заявил пожилой хан Елюй, приглашённый на этот совет в качестве союзника. – Те никогда не нанимаются в чужое войско в одиночку, только родами. Раз свои от клятвопреступника уходят, он обратился к старым врагам. А те и рады всем насолить. Но Ванчжун – надменный и недальновидный человек. Как только мохэ попадут под удар вашей армии, они без колебаний выкупят почётный мир его головой. Об этом он не подумал.
– Мог ли он заключить союз с мохэ не ради разгрома армии хуанди, а ради одного набега? – сотник мятежника лично не знал, и потому предпочёл спросить у того, кто был знаком с Ванчжуном.
– Мог, – подтвердил хан. – Ты говоришь о Бейши. М-да… Всё складывается. То, чего ты опасаешься, непременно случится: раз появились лазутчики Ванчжуна, значит, его тумен уже недалеко. Мои воины будут сражаться плечом к плечу с твоими, сын гуна, ибо я верен клятве, данной хаганам табгачей. Вели землепашцам хань вместе с их припасами укрыться за стенами.
– Я пошлю гонца в Тайюань.
– Гонец не доедет. Ни твой, ни мой. Ванчжун уже осаждал и брал ханьские города, он знает, что нужно делать в первую очередь.
– Значит, и тебе, хан, придётся укрыться за стенами, – произнёс сотник, мрачнея. – Велишь своим людям сворачивать юрты.
– Хватит ли места? Бейши ещё не город, а крепость. А у нас ещё и стада.
– За мастерскими есть большой пустырь. Твой кош может расположиться там. Крестьян и рабочих я размещу на рыночной площади, там сделают для них укрытия.
О том, что все мужчины крепости, достигшие двадцати лет, теперь подлежали тотальной мобилизации, сотник не сказал. Зачем говорить об очевидном? Также он умолчал и о том, что многие степнячки наверняка возьмутся за луки и встанут на стены рядом с мужьями и братьями. Если бы речь шла о вражде между киданьскими племенами, женщины спокойно препоручили бы разборки мужчинам и сидели бы в юртах. Но мохэ к разряду своих никак не относились, а кидань, пошедший с ними против других киданей, заслуживал кары. Тут поднимется всё племя. Сотнику оставалось организовать оборону таким образом, чтобы отряды киданей и ханьцев как минимум не мешали друг другу.
А дома он имел конфиденциальную беседу с теми двумя засекреченными чиновниками, которые всё это время совершенствовали орудийную батарею. О чём конкретно они говорили, осталось тайной, но караул у порохового склада, созданного в одной из башен, немедленно был утроен.
