Молчаливые служанки принялись с поклонами рассаживать дам на отведенные для них места. И тут Яна подивилась предусмотрительности хозяйки салона: у столика, предназначенного для живой «диковинки с запада», лежала плоская персидская подушка. Принцесса учла даже такую мелочь, как физическую неспособность гостьи долго сидеть на пятках. А способность учитывать малейшие мелочи – свойство дипломата… Значит, правду говорят, что связями с заграницей ведает именно принцесса Тайпин, а не соответствующий чиновник при её матушке? Или это всего лишь досужие сплетни?
Тем не менее Яна отметила, что подушек в зале было две. На одну усадили её. Для кого же предназначена вторая, если посиделка чисто женская? Может, переменчивым ветром судеб сюда занесло знатную византийку или персиянку? А может, какой-то североиндийский раджа ищет союза с империей Тан и приехал в Чанъань с семьёй? Или в гости приглашена принцесса новообразованного царства Бохай, с которым договор предписывает поддерживать дипломатические отношения? Хотя нет, бохайская царевна наверняка в подушке для сидения не нуждается… Тогда кто?
Принцесса вошла в зал последней, неся ларчик с подарком супругов Ли. Гостьи учтиво поклонились хозяйке. А та, поставив ларец на принесенный служанками столик, неспешно и очень величаво воссела в своё кресло, украшенное резными драконами.
– Сегодня у нас будет вечер философии, – дружелюбным тоном объявила она. – Я неточно выразилась. У нас будет вечер сравнения различных философских течений, и потому я пригласила двух гостий. Одна из них, госпожа Ли Янь Байхуа, уже здесь. Вторую я ожидаю с минуты на минуту, почтенная госпожа известила меня, что обязательно прибудет… Не стесняйтесь задавать вопросы, дамы, будьте проще. Это не официальный приём, и наших мужей здесь нет.
По рядам женщин снова прокатилась волна хихиканья, но и в самом деле обстановка сделалась немного более неформальной.
– Почтенная госпожа Ли Янь выглядит весьма необычно, – певучим голоском проговорила одна из дам. – Мы все видели светлоглазых, белых тюрок и светлых персов, но почтенная госпожа превосходит белизной кожи их всех. Можем ли мы узнать, откуда почтенная госпожа родом?
– Мой народ живёт западнее и севернее Хазарского каганата, почтенная госпожа, – с учтивым поклоном – даром, что ли, брала уроки хороших манер у старухи Чжан? – ответила Яна.
– Ах, так вы родом из варварской западной страны? – пискнула вторая, совсем ещё девчонка, но с причёской замужней дамы.
Женщины захихикали. А Яна, зная, что должна смеяться над собой громче всех, чтобы не попасть в неловкое положение, весело улыбнулась:
– На западе много стран, почтенная госпожа. Которую из них вы изволили упомянуть?
Смех сделался громче, а юная фрейлина покраснела от смущения и прикрыла лицо рукавом. Видимо, это её первая ассамблея, не привыкла ещё к словесным пикировкам. Зато Яна в похожем искусстве, вовсю практиковавшемся в бизнес-сообществе, собаку съела. Вот сейчас страх отпустил её. Главное – не выходить за рамки приличий, обозначенные принцессой, и стараться держаться с дамами уважительно. Тогда её примут в ближний круг. И мужу карьера будет обеспечена: уж что-что, а благоволение принцессы в Чанъани много значит.
Впервые за несколько лет перед Яной замаячила реальная перспектива карьерного роста. И она вцепилась в эту возможность обеими руками, мёртвой хваткой бизнес-леди.
Они едут сюда. Оба.
Купеческий обоз, уже второй за месяц, прибывший в Бейши по дороге из Тайюаня, привёз и почту. И сейчас Юншань держал в руках два похожих листка желтоватой рисовой бумаги. Ещё бы им не быть похожими – наверняка куплены в одной лавке.
Интересно было бы узнать, кто расстарался, чтобы и сын, и дочь одновременно пустились в путь? Вряд ли они сговаривались. Если Сяолан, как почтительная супруга, подчиняется воле мужа и свёкра, то что потянуло в дорогу Ванди? Он-то полностью в воле начальства. Неужели уже прошёл обучение и получил службу? Если так, то есть чем гордиться. Хорошего сына воспитал. Вон, после ханьских знаков начертал что-то на родном языке. Ничего, не в первый раз, жена переведёт.
Но каково совпадение, а? В прошлом году одновременно покинули дом, теперь одновременно возвращаются. Хотя они и раньше вели себя так, будто от одного отца и одной матери рождены, даже не сговариваясь. Истинные брат и сестра.
Вечереет. Пора домой, показать семье письма. Жена обрадуется, конечно. Ради такого случая можно пропустить обычную посиделку в харчевне с мастерами. Разумеется, дочь будет жить в доме мужа, а сын – если ему предписано нести службу в Бейши – в казарме, но неужели они не навестят родительский дом? Навестят, конечно. Они хорошие, почтительные дети. Значит, нужно достойно подготовиться к встрече.
Что-то ещё вызывало беспокойство. Смутное, неясное, но неприятное. Что-то связанное с дорогой… Увы. Сегодня было много работы, Юншань очень устал. Болела голова, мысли ворочались в ней тяжело, словно круглые камни в стиральной бочке, которую обустроила жена. Да и возраст… Сорок лет уже, не юноша. Виски седеть начали.
При мысли о жене Юншань тонко и несыто усмехнулся. Уставать-то он в кузнице уставал, но по вечерам, отправив детей спать, они с супругой по-прежнему уединялись в своей комнате к обоюдному удовольствию. Он совсем перестал понимать своих подчинённых, мастеров, которые нечасто, но хвастались, как пользовали молоденьких служанок. Не так уж много было служанок у кузнецов. Сам-то он, как похоронил первую жену, недолго думая купил смазливую работящую девчонку. Потом, когда получил предписание ехать с семьёй в Бейши, продал дом вместе с подневольной прислугой, взяв с собой только старую Гу Инь с сыном. В дороге, само собой, пришлось поскучать в надежде прикупить на месте пленную степнячку. Но с той памятной встречи на дороге для него существовала только одна женщина. Женщина с запахом жасмина.
Однажды он в шутку спросил у жены, что ей в нём нравится больше всего. И получил ответ, по сей день греющий душу: «От тебя пахнет огнём и железом, любимый».
Огнём и железом… Даже если бы он сомневался в искренности жены насчёт её происхождения из рода кузнецов, этот ответ развеял бы все сомнения. Женщина старается – если у неё есть такая возможность – выбирать мужа, подобного её отцу. У Янь такая возможность была.
Почему-то снова вспомнился Ванди, но не крепким юношей, каким он был год назад, а одиннадцатилетним сорванцом. Незадолго до рождения Юэмэй он как-то улучил минутку и подошёл к нему с благодарным поклоном. «Спасибо тебе… отец». «За что?» – спросил тогда он. «Мама давно так часто не улыбалась», – ответил приёмыш. «Это не только моя, это и твоя заслуга, сынок…» Искренний, умный и удивительно честный мальчик. Почтительный сын. Ляншань старается быть похожим на старшего брата, это хорошо. Плохо, что старший променял наковальню на меч, но… Как сказала жена, узнав о решении Ванди уйти в армию: «Первый в нашем роду встал к наковальне, хотя сотни лет его предки пахали землю. Может быть, снова пришло время перемен, и от нашего сына пойдёт род воинов?» Любой ханьский мужчина на месте Юншаня посетовал бы на молодёжь, отбившуюся от рук и не чтящую заветы предков, но, помнится, он сам в возрасте Ванди пустился на поиски приключений, уйдя добровольцем в армию. Приключения-то он нашёл, это верно. До сих пор хромает. Но попытка была, и отменить этого не получится. Нечего попрекать молодца, если сам хорош.
