– Мне сейчас нужно отлучиться из дому, – совершенно серьёзно сказал мастер. – Возьми меч. Не отходи от матери ни на шаг. Соберите малышню здесь, сказку им расскажите, делайте что угодно, но будьте всё время вместе и готовы ко всему.
– Это… из-за тех людей, да, отец? – тихо переспросил мальчик. Его недовольство мгновенно испарилось.
– Ты понял меня?
– Да, отец.
– Вот и славно.
Когда дело касалось безопасности семьи, Юншань всегда действовал по принципу «лучше перебдеть». В общем-то, так и должен поступать настоящий отец семейства, но в его беспокойстве не было нарочитости. Он действительно до смерти боялся потерять тех, кого любил.
Яна это знала не в теории: был уже случай убедиться…
– …госпожа Мехрангиз посмотрела на мою хризантему и сказала – мол, хочу такую же, да не обидится её высочество. А принцесса на меня показывает и говорит…
Что сказала принцесса, Юншаню понятно было и так. У жены явно наметились богатые заказчицы. Плохо, что в доме двоюродного брата не было никакой возможности остановиться: дорогой родственник сумел наплодить от жены и двух служанок восьмерых детей, один другого меньше. Куда ещё им с супругой и четырьмя отпрысками соваться? Но хорошо, что братец помог снять по соседству гостевой флигель у почтенной вдовы. Мать будущего мелкого чиновника считала, что в её положении лишних денег не бывает, и пустила на постой семью мастерового. Так что кузница брата к её услугам. Родич тоже вряд ли откажется от платы за аренду инструментов и части помещения. А заработок железные цветы сулили неплохой: если принцесса даст ход моде на них, от придворных не будет отбоя. Не говоря о том, что ему самому могут поступить заказы на узорчатые мечи. Всё-таки это столица, а не приграничье, и знатные особы, из тех, что при деньгах, не откажутся обзавестись дорогим мечом. Жаль, конечно, что этим клинкам вряд ли суждено побывать в бою: придворные бездельники не любят рисковать жизнью. Но отчего бы не заработать на тщеславии?
Приятная для ханьца мысль о наполнении семейной кубышки сменилась куда более приятной мыслью при взгляде на супругу. Здесь, в столице, одним из признаков красоты считалась полнота. Чем пышнее дама, тем она привлекательнее. После рождения дочки жена если и не стала полностью соответствовать этому идеалу, то всё же немного поправилась, приобретя весьма соблазнительные формы. Негоже зажиточной женщине быть поджарой, как степная лисица… А кроме того, Юншань уже подумывал, что не мешало бы им увеличить численность семейства. Многодетность – залог спокойной и сытой старости для ханьца. Пример обратного перед глазами: хозяйка дома, у которой выжил только один сын, и тот пока не кормилец – учится. Приходится почтенной женщине сдавать жильё внаём, чтобы прокормиться, пока сын не получит какую– нибудь должность. Так что судьба супруге родить ещё хотя бы пару раз.
Но все эти прагматичные размышления, хоть вместе взятые, хоть по отдельности, оставались здесь, в гостиной. За порогом спальни Юншань забывал обо всём. Даже о древних установлениях, запрещавших мужу и жене лицезреть полную наготу друг друга. Там, за порогом, был совсем другой мир. Только их мир, и никому больше туда не было доступа. В этом мире они жили под другими именами, которые сами придумали.
Они пришли в себя лишь ближе к полуночи – как в старые добрые времена первых месяцев супружества. Уставшие, но довольные. И, как и тогда, сон не шёл к ним. Но, в отличие от «тогда», жена гораздо лучше знала язык хань, а Юншань не считал, что мужу с женой не о чем поговорить в постели, кроме личных и чисто семейных вопросов. В промежутках между ласками они, случалось, обсуждали торговые сделки, размеры и свойства будущих мечей, и даже иногда политику. Совершенно нетипично для ханьской семьи. Но что делать, если в жёны досталась неглупая женщина, да ещё коллега по ремеслу? Если бы он с самого начала повёл себя согласно установлениям, того гляди, жена его самого сочла бы глупцом. А этого допустить было никак нельзя.
– Она предложит тебе какую-нибудь бабью должность при своём дворе, – негромко проговорил Юншань, начиная полуночную беседу. – Соглашайся, Цветочек.
Кто такая «она», и так было ясно: принцесса Тайпин, кто же ещё.
Жена вздохнула и ласково коснулась кончиками пальцев его руки.
– Думаешь, нам здесь будет лучше, чем в Бейши? – спросила она.
– В смысле денег и известности – да. Подумай, что мы оставим детям. Для них лучше кузница в столице, чем в пограничном городке. Девочкам приданое мы здесь тоже соберём скорее, чем там, и подходящих мужей в столице найти им проще.
– Если хорошо подумать, то не вижу большой разницы. Вот в отношении известности ты прав, любимый. Отсюда мечи с нашим клеймом будут расходиться куда лучше. Но…
– Но – что?
– У нас поговорка есть: близ царя – близ смерти.
– Кто мы такие, чтобы кто-то решился впутать нас в свои интриги? – хмыкнул Юншань. – Ты у меня умница, а глупость сейчас сказала.
– Я бы очень хотела ошибиться, любимый мой, – невесело проговорила жена. – Но ты мало общался с большими шишками, а мне пришлось. В их играх лишних фигур не бывает. Всё идёт в ход, даже мелочь вроде нас, которую потом не жаль и… убрать из игры. Совсем. Потому… Если принцесса предложит мне место при своей особе, я соглашусь. Только глядеть буду в оба.
– «И тебе советую сделать то же самое», – не без иронии сказал Юншань, копируя интонации жены. – Что ж, осторожность не помешает.
Раньше он не представлял, как это – вожделеть только одну женщину. Сейчас не представлял, как он мог раньше хотеть кривоногих, плоскогрудых девиц из сословия «цзяминь», готовых услужить господину за несколько цянь. От них пахло дешёвой баней и луком. А Янь… Прошло больше четырёх лет, но запах жасмина, сводивший его с ума, никуда не делся. Только с ней он мог откровенно поговорить по любому вопросу. Только с ней чувствовал небывалое единение душ. Только её тело доставляло ему ни с чем не сравнимую радость. Воистину, Небо приговорило их друг к другу, и оно знало, что делает.
Но она тревожится, а этого не должно быть, это неправильно. Что делать? Успокоить её, уверить, что всё в порядке? Не получится. Янь не дура, и иногда подмечает такие мелочи, которые прошли мимо его взгляда. Выходит, она уже заметила нечто настораживающее. Пусть не явное, а какие-то косвенные признаки. Может, придворное бабьё как-то не так на принцессу смотрело? Или видела кого-то подозрительного?
– Там монашек один мелькал около принцессы. После приёма, – жена словно услышала его мысли. – Ну, монах как монах, ты много таких видел, и при дворе тоже. В оранжевой тряпочке, бритый и лощёный. Явно не бродячий проповедник. Он посмотрел на меня так, будто… будто узнал. И нехорошо так узнал, словно я ему мешок серебра должна и скрываюсь. Но я-то его точно никогда не видела.
Можно было бы посмеяться над «бабьими страхами», но Юншань, во-первых, для этого был слишком умён, а во-вторых, слишком хорошо знал жену. За всё время через Бейши прошли в лучшем случае десятка полтора буддистских монахов, да ещё двое, учитель с учеником, жили там постоянно. Столичным лоском не блистал ни один из них, а у жены неплохая память на лица. Если она говорит, что не видела этого человека, значит, это так и есть.
